Пристроиться с пулеметом на дереве было непросто. Сломав перед собой несколько веток, он хорошо разглядел тот берег и скопление фашистов за кустами. Целился долго. Потом так же долго не снимал палец с крючка, нажатого до отказа. Когда диск, сделав полный оборот, опустел и пулемет умолк, из-за Буга донеслись приглушенные расстоянием крики. Фигурки, только что толпившиеся у берега, рассыпались по полю.
Но «ответ» ждать долго не пришлось. Вот уже одна, вторая мина упала в дубовой роще. По стволам защелкали осколки и пули. Били из автоматов, с дальнего расстояния и неприцельно, по площади, однако и такой огонь представлял опасность. Опять искать защиты у дуба? Прятаться в его дупле? Что ж, пожалуй. Для одного бойца не такая уж и плохая крепость.
— Товарищ младший сержант… Алексей. Помоги… Новиков вздрогнул. Ставницкий? Ранен? Младший сержант огляделся. Из неглубокой лощины к нему полз повар. Еще не распечатанный, полный патронов ящик он с трудом волочил за собой. Доски ящика почернели и обуглились.
— Выхватил все-таки… Из огня выхватил, — еле слышно проговорил Ставницкий.
— Коля, ты ранен? — Новиков бросился к солдату, обхватил его за плечи.
— Я сам…Возьми только ящик… Мне уже не под силу…
— Куда ранило? Надо перевязать…
— Все… Мина… Тебе теперь одному придется…
— Коля!
Ставницкий высвободил руку, державшую ящик, еще чуть-чуть прополз к дубу и, внезапно и как-то очень глубоко вздохнув, затих.
— Коля, Коля! Он уже не ответил.
Это была первая смерть, которую Новиков в этот день видел.
Суетливыми движениями рук младший сержант расставил сошки пулемета, направив его в сторону реки. Там, на воде, уже чернели округлые бока резиновых лодок, холодно, неярко поблескивали макушки касок, мелькали среди брызг лопасти весел.
Новиков ударил по лодкам короткими, прицельными очередями. Сначала потопил переднюю. Потом, шумно выпуская воздух, вместе с солдатами опрокинулась и следовавшая за ней. Он перенес огонь на остальные. Вываливаясь из лодок, тяжело шлепались в воду и тут же исчезали в ней раненые и убитые, и лишь немногие, бросив оружие и отчаянно взмахивая руками, плыли обратно, к берегу.
— Это вам за Ставницкого! — Оп вытер лицо, залитое потом.
В дупле было душно, пахло пороховыми газами, от накалившегося ствола растекался перегретый, смешанный с гарью воздух. Но из дупла не высунуться. Фашисты заметили, откуда бьют по их переправе, и теперь вели уже прицельный огонь. По роще снова ударили минометы. Закружились срезанные осколками листья, полетела свежая щепа. На траву, рядом с дуплом, бурой трухой сыпалась отбитая со ствола кора.
Огневой налет продолжался около часа. Вслед за ним возобновилась переправа, третья по счету. И снова заговорил пулемет Новикова. И опять захлебнулась в мутной воде Буга атака гитлеровцев.
Над рекой воцарилась тяжелая тишина. Она была хуже боя. Что еще предпримет враг? Какие силы бросит в атаку? Ударит опять в лоб или изменит тактику? Томительно текло время. Как хотелось, чтобы подоспела подмога! Но откуда ее ждать, если там, в тылу, тоже идет бой?
Последняя атака началась под вечер. Фашисты скопились за рощей. Выпустили несколько мин, переждали, потом еще. Одна мина взорвалась у самого дупла. Спину и плечи точно обожгло кипятком. По коре дуба змейкой поползло пламя. И тогда, предчувствуя успех, гитлеровцы разом вскочили и, стреляя из автоматов, ринулись к дереву.
Новикова едва вытащили из дупла. Он терял сознание.
— Переправить на тот берег! — распорядился офицер.
Пограничника дотащили до Буга, бросили в лодку. Приволокли в здание монастыря. Офицер попытался допросить пленного.
Алексей так и не разомкнул губ.
Схоронили Новикова служители монастыря. По древнему обычаю в могилу положили Алексея без гроба. Как воина, погибшего на поле брани.
3Сегодня эта граница спокойна. Но тот факт, что лежит она теперь между двумя дружественными государствами, отнюдь не означает, что именно здесь не попытаются нарушить ее лазутчики. Расчет ведь бывает и такой: авось здесь менее бдительны, удастся и проскользнуть. Отчего бы и не рискнуть, не попробовать? Пограничники это учитывают. И они всякий раз уходят в дозор, настроив себя на вполне вероятную возможность встречи с врагом. С этим же настроением они отмеряют за ночь не один километр вьющейся вдоль границы тропы, угадывая ее либо на ощупь, либо каким-то своим особым чутьем. С этим же настроением они часами лежат в засаде, мокнут под дождем, от которого даже в их добротной одежде к рассвету не остается ни одной сухой ниточки, до боли в ушах вслушиваются во все многообразие звуков, которыми наполнена пограничная тишина.