– Есть!
– Конец связи.
Осадчий отключился. Федор встал, потянулся. Сейчас бы подхарчиться и минуточек шестьсот поспать.
Он вышел из душного кабинета. К зданию особого отдела с треском подкатил мотоцикл с коляской. Из коляски выбрался Светлов. Федор удивился. Капитан в здание вошел, козырнул дежурному, увидел Федора, подошел.
– Ну как?
– Всех взяли, только что двоих с Быстровым допросили.
От капитана попахивало спиртным.
– А Осадчему телефонировал?
– Только что. Сказал, самому Лаврентию Павловичу звонить будет. Пять отведенных суток еще не прошло, а группу взяли.
– Дубовик молодец! Без него не справились бы. Мне бы в отдел такого специалиста!
– Осадчий не отдаст.
– Идем ко мне в кабинет, чего в коридоре торчим.
Уже открыв дверь, Светлов приказал дежурному:
– Организуй ужин на двоих.
– Слушаюсь.
Едва вошли в кабинет, Светлов пропел:
Федор замер. Не стоило распевать такие песни.
– Ты чего застыл соляным столбом? Как Ежова сняли и Берия стал во главе НКВД, эту песню по радио крутили, – отмахнулся Светлов.
– Как твоя рука? Я Осадчему сказал – ты ранен, в госпитале.
– А я за госпиталем и числюсь. Справка о ранении есть, все честь по чести. А в отдел на побывку прибыл. Пуля по кости скользнула. Кость цела, а мясо заживет, как на собаке. Давай отметим ликвидацию группы.
– Мне завтра со своими в Калинин возвращаться.
– А мы по чуть! Я в госпитале фляжку спирта выпросил. Немножечко, в лечебных целях.
Ну да, попробовал бы кто-нибудь особисту отказать в его просьбе.
– Тогда уж Быстрова надо позвать и Дубовика. Оба принимали участие в ликвидации.
– Правильная мысль.
Светлов приоткрыл дверь.
– Дежурный! Быстрова и Дубовика ко мне. И ужин на четверых в кабинет.
Светлов был весел. Ранение не было тяжелым, группу агентов взяли, Берии Осадчий уже доложил. Фигуранты в кутузке сидят, никуда не денутся. А завтра их приговорят или послезавтра, не суть важно.
Оба офицера буквально примчались в пару минут, думали – нечто экстренное.
– Товарищи командиры, предлагаю выпить за знакомство, за сотрудничество плодотворное. Давили гадов и будем давить!
И разлил по кружкам спирт. Обычно спирт разбавляют водой или на столе кружка с водой есть – запить. И правила другие. Выдохнул, выпил спирт, запил водой, причем не дыша. Иначе слизистую обожжешь. Светлов калач тертый. А Дубовик спирт не пил никогда, да и не предупредил его никто, что во фляжке не водка.
Дубовик после тоста первым выпил, вдохнул, а дыхание перехватило. Глаза выпучил, по щекам слезы потекли, кашлять стал. Федор по спине кулаком ему постучал, в его же кружку пустую из графина воды плеснул.
– Быстро запей!
Дубовик воды попил, через пару минут дух перевел.
– Что это было? – поинтересовался он.
– Спирт. Чистый, медицинский. Не пил никогда?
Дубовик помотал головой. Наряд с кухни, два бойца, принесли котелки с ужином, хлеб. Чайник уже закипал на керосинке. Светлов вышел на пару минут, вернулся с бумажным пакетом, вытащил кольцо полукопченой колбасы, то ли одесская, то ли краковская. Закуска по военным меркам просто мировая. Федор за время войны ее видел второй раз. Появление колбасы все встретили радостными возгласами.
Светлов финкой покромсал колбасу. Присутствующие, пока не остыла каша с мясом, взялись за ложки. Днем перекусить не удалось, и все были голодны. Когда котелки опустели, Светлов снова налил спирта в кружки.
– Василий, разбавь водой.
Поднялся Федор, сказал короткий тост.
– За нашу победу!
Тут уж все поднялись, чокнулись кружками, выпили, на колбасу накинулись. М-м-м, давно забытый вкус! А запах! Так и щекотал ноздри, дразнил ароматом. Через минуту от кольца колбасы ничего не осталось. Но удовольствие большое получили.
Потом, как водится, выпили за Сталина и тоже стоя, затем за наркомат и Берию.
Федор поднялся первым.
– Все, шабаш. Нам с Дубовиком завтра к Осадчему идти. Не приведи бог, если запах учует.
– А на посошок?
– Не обижайся, капитан, все. И не уговаривай.
– Понял. Завтра утром зайди попрощаться, я потом в госпиталь отправлюсь.
– Это обязательно.
Дубовик осоловел, видимо, перебрал слегка, хотя Светлов помногу не наливал.