Однако ему досталось совсем немного. Другие обезьяны с любопытством наблюдали за его скудной добычей. Леон почувствовал себя униженным.
«А, пропади оно все пропадом», — подумал он.
Леон заставил Айпана повернуться и направиться к лесу. Шимпанзе сопротивлялся, неохотно шаркая ногами. Леон нашел толстый сук и вернулся к муравейнику.
Пора кончать дурацкую возню с палочками. Он с размаху треснул по муравейнику. После пяти могучих ударов образовалась внушительная воронка. Термиты в панике брызнули в разные стороны. Наконец-то, Айпан наелся вволю.
«Вот вам и все хитрости!» — хотелось закричать Леону.
Он попытался оставить на земле записку для Келли, но задача оказалась слишком трудной. Неловкие лапы сразу перестали ему подчиняться. Шимпанзе используют палку, чтобы сбивать фрукты с деревьев, но рисовать на земле им не под силу. Леону пришлось сдаться.
Появилась Шила\Келли, которая гордо несла тростинку с множеством белобрюхих термитов. Это было самое вкусное, любимое лакомство шимпанзе.
Я лучше, — показала она знаками.
Леон заставил Айпана пожать плечами и вздохнул.
Я нашел больше.
Получилась ничья.
Позднее Келли рассказала ему, что в стае его теперь называют Большая Палка. Леон страшно возгордился своим новым именем.
За обедом он чувствовал себя усталым, взволнованным и ему совсем не хотелось разговаривать. Пребывание в шкуре шимпанзе оказало соответствующее воздействие на речевые центры. Лишь с некоторым усилием Леон сумел задать вопрос главэкспу Рубену относительно технологии погружения. Обычно Леон относился к чудесам техники, как к данности, нес вот вопрос — как воспринимает их шимпанзе?
– Оборудование погружения переносит вас к задней части извилин головного мозга, — разглагольствовал Рубен во время десерта. — Для простоты будем называть это место «извилиной». Именно здесь формируются эмоции и указания к действию.
– А что происходит с нашим мозгом? — спросила Келли. Рубен пожал плечами.
– В целом расположение извилин совпадает, но мозг шимпанзе меньше размером.
Леон наклонился вперед, не обращая внимания на дымящуюся чашку кофе.
– Эти «извилины» не дают прямого контроля над движениями шимпанзе?
– Нет, мы пробовали. Когда вы покидаете сознание обезьяны, она сразу теряет ориентировку и долго не может прийти в себя.
– Значит, мы тоньше организованы, — заметила Келли.
– У нас нет выбора. Самцы шимпанзе подчиняются нейронам, которые контролируют действие и агрессию…
– Именно поэтому они чаще бывают склонны к насилию? — спросила она.
– Да, мы так считаем. В нашем мозгу есть аналогичные структуры.
– В самом деле? Мужские нейроны? — Келли с сомнением посмотрела на Рубена.
– Нервная система мужчины предполагает более высокий порог активности, который находится в глубинах нашего мозга — древнее наследие эволюции.
– Тогда почему бы не отправить меня непосредственно на этот уровень? — поинтересовался Леон.
– Мы помещаем чипы погружения в ту область, куда нам легче проникнуть хирургическим путем. А до того уровня, о котором вы говорите, практически невозможно добраться.
Келли нахмурилась.
– Значит, самцов шимпанзе…
– Труднее контролировать. Я бы сказал, что профессор Маттик управляет своим шимпанзе с заднего сидения.
– В то время как Келли находится в командном пункте, ведь с самками шимпанзе все обстоит проще? — Леон смотрел вдаль. — У нее преимущество!
Келли усмехнулась.
– Тебе придется играть теми картами, которые сдали.
– Это нечестно.
– Большая Палка, биология — это судьба.
Стая нашла гниющие фрукты. Среди шимпанзе пробежала волна возбуждения.
Запах был привлекательным и отталкивающим одновременно, и сначала Леон не понял, почему. Шимпанзе бросились к перезрелым плодам синевато-зеленого цвета, срывали кожуру и с шумом всасывали сок.
Леон осторожно попробовал. Удар последовал мгновенно. Им овладела приятная истома. Конечно — фруктовый сок превращается… в алкоголь! Шимпанзе совершенно сознательно собирались напиться.
Леон «позволил» Айпану последовать примеру остальных обезьян. К тому же у него не оставалось выбора.
Айпан начинал ворчать и размахивать руками всякий раз, когда Леон пытался отвести его подальше от коварных фруктов. А через некоторое время Леон и сам не захотел никуда уходить. Он расслабился и довольно скоро почувствовал себя на верху блаженства.
Потом появилась стая рабуинов, и он потерял контроль над Айпаном.
Они возникли неожиданно. Рабуины беззвучно бежали на двух ногах. Хвосты шевелились — звери посылали друг другу сигналы.
Пятеро копытных сместились влево, отсекая Эсу.
Большой бросился на них. Работяга подбежал к ближайшему врагу и ударил его кулаком.
Я бросал камни. Попал в одного. Он взвизгнул и отскочил назад. Но его место заняли другие. Я бросил еще раз, а они устремились вперед, поднялась пыль, все закричали, и врагу удалось схватить Эсу. Рабуины принялись рвать ее когтями, лягать острыми копытами.
Трое потащили Эсу прочь.
Наши самки испугались и убежали. Мы, воины, остались.
Мы дрались с ними. Кричали, бросали камни, кусались, когда они подходили близко. Но мы не смогли добраться до Эсы.
Потом они ушли. Быстро помчались прочь на двух ногах с копытами. И победно вертели своими хвостами. Дразнили нас.
Мы чувствовали себя плохо. Эса была старой, и мы ее любили.
Напуганные самки вернулись обратно. Мы гладили друг друга, пытаясь успокоиться, но знали, что двуногие где-то едят Эсу.
Большой прошел мимо меня и попытался похлопать по спине. Я зарычал.