— А Волга далеко отсюда? Говорят, она здесь широченная. Рыбинское водохранилище начинается.
— Рядом. За огородом. Хотите посмотреть?
— Проводите?
— Конечно.
Мы спускаемся с обрывистого берега к воде. Водная гладь покрыта солнечными бликами. Того берега почти не видно. На берегу одинокий рыбак.
— Как думаете, удобно будет, если мы подойдем к нему? — кивает он на рыбака.
— А что такого?
Рыбак не очень доволен нашим визитом, но услыхав, что любопытный из Москвы, решил проявить гостеприимство.
— Дык, может, сами попробовать желаете? Новичкам всегда везет, — предлагает он свою удочку.
— А и давайте. Половлю пять минут, — вытаскивает крючок Артур, — о, червяк дохлый совсем.
— Насаживайте, вот они, в банке, — оживленно предлагает рыбак.
Иностранец взял банку и прихватил червяка. Мне показалось, что слишком много. «Он несколько их взял, — подумалось мне, — или ком земли прихватил?»
В это мгновение сверху послышался шорох. Я оглянулась. Темные фигуры падали на нас с обрыва. Увернуться я не успела. Тяжелое тело воткнуло меня в песок. Краем глаза и увидала, что на Артуре трое, на рыбаке двое. Голоса над нами рявкают отрывисто. Потом мне на голову надели мешок и вывернули назад руки. Подхватили и под ноги. Я слышала тяжелое дыхание бегущих и сдавленные матюги. Меня пихнули в машину и сжали с боков. Двигатель взвыл, затрясло по грунтовке. Спрашивать сейчас что-то бесполезно. Через час гонки меня вытащили. Усадили на стул. Минут через двадцать мешок и наручники сняли. Угрюмый прапорщик повел куда-то.
По дороге я увидала Рената Равильевича. Он не обратил на меня внимания, с кем-то разговаривая в коридоре.
В кабинете отечного вида следователь долго и нудно расспрашивал меня обо всех деталях разговора с иностранцем и рыбаком, о каждом жесте и фразе. Закончили уже поздно вечером. Зашел Ренат Равильевич, отвел к себе в кабинет.
— Как самочувствие? А то художники народ нежный.
— Жива, в туалет хочу.
— Это хорошо, что жива, — смеется он, — сейчас тебе вещи отдадут. Домой поедешь.
— Вам помогло?
— Все пока хорошо. Резидент встретился со своим агентом. Забрал информацию о секретном производстве в Рыбинске. Тут мы их и взяли. И ты молодец, все правильно делала. Ему повод нужен был, чтобы встречу здесь застолбить. И этот повод мы ему дали. А там уже дело техники.
Мне отдали одежду и сумку, платье забрали. Амулеты сняли еще раньше. В туалет я все же напросилась. Домой приехала опустошенная. Дали они повод. Меня они подсунули, актера нашли. Плечи и запястья побаливали. Есть не хотелось.
Выключила везде свет. Уселась на полу. Собралась, подышала. Опустилась на спину. Мельтешение в глазах стало уходить. Восемь дней в деревне не прошли даром. Вырвалась из круговерти. Без учебы, без Олега, без мамы. Платье это еще. Кстати, удобное. Надо такое же пошить.
Олег приехал поздно вечером:
— Привет, — поцеловал в щеку, — только сейчас узнал, что тебя отпустили. Голодная?
— Ничего пока не хочу. Но чаю попью, — гляжу на его суету.
— Сейчас заварим. Равильевич сказал, что ты прошла боевое крещение.
— Я прошла. А он не прошел.
— В смысле?
— Думаю, что дальше он сам свою карьеру будет делать. Без меня.
— Маша, не руби с плеча. У них специфичное заведение. И дела такие же. Но сама говорила, надо их использовать. Так и используй. Ты им шаг навстречу, они тебе.
— Это я говорила для тебя. Мне они никакие не нужны. Я согласилась помочь лично человеку. Человек меня использовал в операции конторы, как агента. Не удивлюсь, если меня таковым и оформили.
— Опять же ты говорила, что главное, как и кем себя считаешь ты.
— И снова это для тебя. Я не хочу туда. А меня всасывает, как воронкой.
— Равильевич по секрету похвастался, что все дали показания.
— Представляю, в ответ на что они их дали.
— Это дело пятое. Шпионов в Москву увезли. А Равильевичу обещали перевод с повышением в Центр. И в немалой степени он обязан этим тебе. Понимаешь, что это значит? Свою команду он потянет за собой. Какие перспективы, а!?
— Да, я все понимаю. Видел, как осенние листья кружат в течении? Сначала плывут своей дорогой, потом их затягивает в водоворот. Круги сужаются. И остаются они под корягой в тихой грязной пене, с бумажками и бутылками.
— Ой, перестань, любимая. Давай тебя чаем отпаивать. Есть и конфеты и шоколадка.
Чаю мы попили. Олег пожарил себе яишню. Попытался ласкаться, но я сослалась на усталость и нервы. Постелила ему отдельно. Утром он отвез меня в училище.