– Вот гадина, – подумала я. – Даже сюда прилетела.
Оказалось – не подумала, а сказала.
– Почему – гадина? – не понял мой собеседник. – И почему – прилетела? Она же на катере!
– Потому что ведьмы должны летать, а не плавать, – объяснила я. – Это Ева, жена Агуреева. Как я ее ненавижу, прости меня, Господи!
Точеная фигурка выбрала удачный момент и, подстрахованная матросом с катера, схватилась за леера трапа. Все. Через три минуты она будет на борту. А еще через пару часов – в каюте с Агуреевым. Даже представить тошно, чем они там станут заниматься.
– И ведь не сделаешь ничего! – снова вслух высказалась я.
– Может, трап подпилить? – предложил добрый рекламист. – Или кока-колой упоить. Насмерть.
– Да ну вас, – не обижаясь, сказала я. Конечно, Береславский моих мук не поймет, но все равно с ним легче. – Давайте после ужина еще часок здесь посидим?
– С удовольствием, – согласился он.
А о том ужине и писать неохота. Агуреев устроил мне настоящую пытку, приказав объединить всю нашу компашку и его охранников за одним столом: Береславский, Ева, Алеха с Мусой, я и сам Николай.
Ева пришла последней, когда мы уже сидели. Да, вошла эффектно: все сразу на нее уставились. Фигурка – как у фотомодели, только что не каланча. Одежка – ярко-красная с черным декором – соответственная: все облегается и подчеркивается. То, что я сегодня утром, предварительно раздевшись, наблюдала в зеркале, здесь можно было читать через ткань.
Снизу – дорогие тончайшие черные чулки и очень-очень дорогие черно-красные туфли. Сверху – фирменный рыжий костер.
Бедный рекламист чуть глаза не просмотрел, облизываясь. Влюбил бы в себя эту дуру! Да нет, что я говорю: она на такого не клюнет – не миллионер, как Агуреев, не общественный деятель, как ее предпоследний муж. И даже не чемпион мира по какой-то борьбе, как первый ее избранник. Сам же Агуреев про это и рассказал. Вот ведь дурень: неужели не ясно, что эта курица подбирает себе мужей не по великой любви?
Ева представилась и грациозно – ничего не скажешь, я бы так не смогла – села на свое место.
– У нас был форум в Тромсе, – сказала она. – Потом помчалась в Осло, но вас там не обнаружила.
– Перенесли место стоянки, – сказал Агуреев. – Мы и в Хельсинки не заходили. Тебе же и звонили, и мэйл послали.
– Мой сотовый накрылся, а почту я долго не проверяла. Да и не ожидала, что не встречу вас в Норвегии. Когда узнала – махнула в Стокгольм. А вы уже уплыли. Пришлось догонять.
– Надо же – морское рандеву! – восторгался рекламист, с восхищением пялясь на безупречную и надлежащим образом открытую грудь Евы. – Как вам удалось их уговорить? Ведь почти шторм!
Вот же предатель! У-сю-сю! Неужели он не видит, что эта грудь изваяна не папой с мамой – как, например, у меня, – а хирургическим скальпелем и продукцией химзавода!
– У нас хорошие отношения с их профсоюзом, – улыбнувшись, спокойно ответила Ева.
– С кем? – удивился Береславский, наверное, не знавший, что у чертей есть свой профсоюз.
– С профсоюзом лоцманов, – объяснила та. – Они поддерживают наши экологические акции. Так что я многих из них знаю.
– Она у меня – политический деятель, – влез в беседу Агуреев и обнял своей толстой лапой – меня чуть не вывернуло! – ее точеные – дорогими массажистами – плечики.
– Ну, это не совсем так, – заскромничала Ева.
– И хорошо, – влез рекламист, до этого активно поглощавший бутерброд с черной икрой. Он уже успел с Агуреевым как следует поддать и сейчас предусмотрительно закусывал. – А то я терпеть не могу политиков.
– Здесь мы с вами сходимся, – нежно улыбнулась та. – Мы, антиглобалисты, тоже их не любим.
– Терпеть не могу антиглобалистов, – радостно сообщил Береславский, у которого, видно, ввиду объема выпитого уже наступил час правды. – Такие же жулики, только более скрытные.
Евино личико скривилось, как лимона попробовала. Так ее, Ефим Аркадьич! Наш человек!
– Если не бороться с глобализмом, то скоро вы будете жить в одной большой общей тюрьме, разве что без решеток. Так что без маленькой революции здесь не обойтись.
– После революции мы точно будем в одной большой тюрьме, – подумав, сказал Береславский. – Причем с решетками. Опыт имеется. И кстати, маленьких революций не бывает.
– Нельзя все отрицать с ходу! – завелась Ева. – Вон вы Кастро чуть не фашистом изображаете.
– Я Кастро не изображаю, – обиделся рекламист. – Он меня не вдохновляет. (Правду сказал. Его больше официантки вдохновляют.)