— Джесмимо, эта косуля была ранена еще до этого, не так ли?
— Ааду… ааду… Я заметил, что была ранена, но что было делать, есть-то нам надо? — бурчит Темур и снова принимается священнодействовать, сидя на корточках перед очагом.
Огонь разгорелся. Темур зажарил шашлыки, дал мне выпить подогретой водки. Ночью жар у меня спал. И я крепко уснул.
И снилось мне, что похоронили меня около Пещеры великанов и над моей могилой взошел невиданный голубой цветок, и нежный аромат его радовал горы и долы…»
И ХОТЕЛИ СНЕГА ДО КРАЕВ ЗАПОЛНИТЬ МИР…
Шел снег, и такими крупными хлопьями, так бесшумно, как это бывает лишь в приморских краях.
С отчаянием взирали Хатуна и Дзабули на мучнистый свод, все ниже нависший над землей. «Как бы не рухнуло небо», — думает Хатуна.
Сугробы завалили село: белым пирамидам уподобились мегрельские домики.
Притихло Окуми, словно вымерла в нем всякая жизнь. Лишь петухи да собаки нарушали тишину.
И Хатуне казалось, что природа тоже сошла с ума.
Действительно, беспрерывные дожди начались еще в ноябре. Маленькая речка Окуми так разбушевалась, что снесла звамбаевский мост. Дзабули и Хатуна, полуодетые, с криком бежали за уплывающим мостом, пытаясь зацепить его багром; Келеш бросал лассо, как некогда делал Кац Звамбая. Но все было напрасно.
Это происшествие причинило семье большой ущерб, так как они не успели перевезти к себе доставшуюся на их долю солому и дрова.
Куджи перестал у них бывать, и женщины еще острее почувствовали отсутствие в доме взрослого мужчины.
В довершение всего Хатуна простудилась и слегла. Дзабули не могла уже ходить на работу в колхоз; она едва успевала ухаживать за больной и за маленьким Джаму.
Так начался развал хозяйства Кац Звамбая.
Ветер содрал с кровли дрань. Стропила и сваи начали гнить. Кукурузный сарай с разоренной соломенной крышей осел набок.
Надо было счищать снег с кровли, но где был хозяин? Дети потеряли в лесу двух свиноматок. На другой день выяснилось, что их задрали волки. Небывалый снег ожесточил зверье, и волки завывали уже в орешнике. Не переставая лаяли всю ночь встревоженные собаки…
Разбитый непосильной работой, Келеш засыпал рано. И женщины, слушая вой собак, дрожали от страха: не знали, волки ли приближались к дому или Тарба?
Дзабули прижимала к груди наган Арзакана; она предпочла бы, чтобы это были волки. Ей было известно, что один из Тарба грозился в духане поджечь дом Звамбая, если им не удастся убить кого-нибудь из их мужчин.
От этой угрозы, как ни странно, в душе девушки затеплилась маленькая надежда: кто знает, может, и в самом деле жив Арзакан?
Так всю ночь и лежала она, прижимая к груди наган и прислушиваясь к каждому шороху.
Все соседи отвернулись от них; и семейство Кац Звамбая оказалось в кольце отчужденности. Одни были на них в обиде из-за Арзакана, другие же сторонились, потому что боялись Тарба. Особенно плохо стало женщинам после ареста Мачагвы Эшба, который по старой дружбе помогал им в мужской работе.
У Эшбы отобрали лошадь. Озлившись, он в отместку зарезал в лесу быка, принадлежавшего колхозу, и мясо продал в Зугдиди. За это его арестовали и осудили на принудительные работы.
Хатуна удивлялась исчезновению Куджи.
— Уж не обидела ли ты его чем-нибудь? — спросила она как-то Дзабули,
— Я? Нет.
— Так почему же он не приходит к нам?
— Откуда мне знать?
— Это он принес в ту ночь провеянное просо?
— Конечно он. Разве я могла бы справиться с целой арбой проса?
Тогда Хатуна послала к Куджи своего Джаму.
— Передай от меня, что мы пропадаем от холода. Надо счистить снег с кровли, того и гляди — обрушится дом. Скажи, что Келешу не под силу справиться с большим бревном, а я больна; пусть захватит свою пилу и распилит это бревно. Заклинаю его именем матери!
Джаму вернулся и сообщил, что Куджи выезжал со двора, когда он к нему пришел. «Как только, — сказал, — вернусь, сейчас же приду к вам».
И целый день Хатуна слезящимиоя глазами поглядывала на калитку.
Снег, устилавший землю, поднимался все выше и выше, и казалось Хатуне, что он хочет до самых краев заполнить мир.
«Если бы пришел Куджи, он и Келеш приволокли бы этот дубовый пень и распилили бы его», — мечтает Хатуна, не спуская глаз с калитки.
И только подумала это, как на шоссе показался всадник.
— Куджи едет, нан, откройте кто-нибудь калитку! — заметалась Хатуна.
Келеш и Джаму улизнули из дому, должно быть, побежали играть в снежки. В комнате оставалась лишь Дзабули, занятая шитьем. Не хотелось ей встречаться с Куджи лицом к лицу, однако она встала и медленно вышла во двор.