Мы продолжали путь; нам ничего не оставалось, как двигаться дальше. Перевалили через гору, потом опять пробирались по ущелью. Наконец добрели до одной деревушки, расположенной почти на самой границе Сванетии.
Вы не можете представить себе, как обрадовались мы, увидев белые сванские башни.
Необычаен их вид при свете луны… Стоят, ощетинившись зубцами, на такой недосягаемой высоте, как будто их строили не люди, а демоны.
На склоне горы прилепилась ветхая церковь древнейшей постройки. Когда мы подошли ближе, из-под сводов притвора на нас глянул царивший там мрак.
Бури, дожди и столетия, видно, немало наозорничали тут. Кругом тишина и запустение. У наших ног валялись обвалившиеся капители колонн, плиты тесаного камня и разбитые барельефы.
Ярче лунного сияния сверкал снег, и еще ярче — ослепительнее снега и луны — белые башни.
Вошли в село. Поразительно! Ни лая собак, ни человеческих голосов…
Безмолвный мрак глядит на нас из бойниц.
Вид этого мертвого города ужаснул меня. Казалось, мы попали в царство сна.
Продрогшие и усталые, мы мечтали о сванском гостеприимстве и тепле, а встретили нас — молчание и холод.
Всматриваемся в дорогу: нетронутый снег, никаких человеческих следов на нем. Глядим на кровли: никаких признаков дыма.
Я шел впереди, с трепетом ожидая, что же будет дальше? Спросил у Темура, что это за село; оказалось, он и не слыхал о его существовании.
Думаю: «Куда мы забрели? Сон ли все это или явь?»
И вдруг на снежном фоне показался высокий, сухопарый старик с белой бородой, в белой шапке и белой чохе. Вы знаете, — я немного суеверен. «Уж не посланник ли из царства теней?» — мелькнуло в голове. Не терпелось узнать, живой это человек или видение?
— Здравствуйте! — приветствовал я издали белобородого.
Ничего не ответив, он медленно направился прямо ко мне.
Мужчина стесняется обнаружить страх в присутствии мужчин. Не будь рядом со мной Кац Звамбая и Темура, я не выдержал бы и удрал.
Однако собрался с духом и подошел к старику.
Я заметил на нем кинжал с черной рукояткой. Это меня несколько успокоило, ибо никогда не приходилось мне ни слышать, ни читать где-либо, чтобы души усопших носили оружие.
Спокойно приветствовал он меня по-свански. Тут уж я так обрадовался, что готов был его обпять.
— Здравствуйте! — сказал я громко.
— Да пошлет тебе бог удачи во всем! — ответил старик по-грузински и сунул мне свою длинную, волосатую руку.
В это время подошли Темур и Кац Звамбая. Темур заговорил со стариком по-свански.
— Не повстречались ли вам два молодых охотника? — спросил он.
Тот кивнул головой, улыбнулся.
— Как же, — сказал он, — сыновья мои встретили двух молодых охотников и пригласили их к себе. Только вот фамилий их не знаю.
Мы стали расспрашивать о приметах; из его описания нам стало ясно, что это действительно Арзакан и Саур.
Судите сами, — как тут не подивиться причудам случая?
Кац Звамбая кинулся обнимать старика, точно родного брата; поцеловал его сначала в правое плечо, потом в белоснежную, как расчесанная шерсть, бороду.
Мы двинулись дальше и, пройдя дворов двадцать, услышали наконец лай собак. Впервые в Сванетии я слушал его с удовольствием: ведь здесь собаки такие лютые, что не приведи бог встретиться с ними!
Остановившись у башни, старик крикнул:
— Гей!..
Выглянули трое мужчин, подпоясанных кинжалами.
— Гей! — отозвались они.
Кац Звамбая бросился к Арзакану, стал целовать его в глаза. Я первый раз видел такое проявление нежности со стороны мужа моей кормилицы.
При нашем появлении около двадцати членов семьи поднялись нам навстречу.
Нас приняли, как принимают родных сыновей, вернувшихся домой после долгого и безвестного отсутствия. Нам омыли горячей водой ноги, и мы еще не покончили с этим, когда двое молодцов уже внесли в комнату освежеванную козу.
Белобородый старик сел в кресло Махвша и повел с нами беседу. Голос у него был приятен, точно уста его источали мед.
Я не выдержал и спросил о причине такого странного безлюдья в их деревне. Оказалось, что население деревни около ста лет тому назад было вырезано горцами, живущими по ту сторону хребта. Произошло это потому, что один из здешних сельчан в праздник Ламарии нахально схватил за руку невесту одного из тех горцев. Каратели вырезали здесь всех жителей; уцелели лишь грудные младенцы и несколько старух.
Прошли годы. Сироты подросли. Через пятьдесят лет они отомстили своим врагам.
— Я помню, — рассказывал Махвш, — как мы принесли оттуда в нашу деревню пятьсот шапок — символ пятисот убитых мужчин. Женщины обоих сел, с распущенными волосами, одетые в черное, шли за плакальщицами. Впереди несли эти лишившиеся владельцев шапки… Еще теперь меня пробирает дрожь, когда вспоминаю тот жуткий вечер, — говорит Махвш.