— А пошли вы! — заорал в окошко Бешеный. — Нас просто так не возьмешь! А я вообще нервный! Если будете угрожать — всех ваших деток перестреляю к чертовой матери! Гоните обещанную жратву, деньги и все проездные документы и давайте, вертите лопастями отсюда! Пока я еще добрый! Я все сказал!
— Слушай! — осторожно зашептал Хромой. — А если они нам на крышу десант высадят?
— Посмотрел бы я на десантников, которые на этой крыше на ходу удержатся! — Бешеный возбужденно почесался.
— А если подлетят сбоку — и как врежут короткими очередями, да по нам с тобой?
— Ага! И весь автобус к черту разнесут! — Бешеный потер руки. — Нет! Мы для них сейчас недоступны! Лысый все-таки голова! Хотя и гусь порядочный.
— Граждане террористы! — загремели из вертолета. — Мы готовы предоставить вам еду! Откройте люк и готовьтесь к передаче!
— Ага! Откройте люк, а мы вам нашего снайпера покажем! Очень хорошо стреляет. Нет, нас голыми вертолетами не возьмешь!
— И чего? — робко крикнул с заднего сиденья Косой. — Без жратвы останемся?
— А ты на свою пайку пока не заработал! — огрызнулся Бешеный и обвел взглядом школьников. Некоторое время выбирал между Шурой и Огурцовым, наконец ткнул пальцем в Шуру, заставив Огурцова с облегчением вздохнуть.
— Ты, умник, полезешь за едой.
— Это еще зачем? — заволновалась Анна Ивановна.
— Молчи, училка, не терзай мне душу. А ты, парень, собирайся. И смотри там, не упади. Подбирать не будем! Нечего будет подбирать.
— Шура, не надо, — прошептала Люся. А Маша просто бросилась на Бешеного и застучала кулаками в его обширную грудную клетку.
— Все! Я сказал! — Бешеный оттолкнул Машу и автоматом помахал перед Шуриным носом. — Давай, умник, пошевеливайся.
Шура спокойно натянул куртку и шапку. Легко вскочил на подлокотники, отодвинул уже использованный сегодня люк. Сверху засвистел темный ветер, заметались на фоне вертолетного брюха снежинки. У ног Шуры, прикрываясь Люсей, затаился Бешеный с автоматом на изготовку. Огурцов послушно пришел придержать Самолетова за ногу. Хотя держать идейного врага за ногу Огурцову совсем не хотелось. А хотелось, наоборот, чтобы враг Шура сковырнулся и погиб смертью храбрых на зимней дороге.
В вертолете происходило шевеление. Метрах в семи над собой Шура рассмотрел сосредоточенное лицо служителя порядка. Тот что-то кричал Шуре, но расслышать в снежном свисте хоть слово было просто нереально.
— Давай, умник, поторопи их! — Бешеный ткнул автоматом поэта в бок.
Шура замахал вертолету руками и почувствовал, что сейчас его сдует.
Вертолетные служители, все так же крича что-то неслышное, сбросили вниз веревку с грузом. Опускаться ниже они не рискнули, и груз, подобно маятнику на длинной веревке, сильно качнулся под действием всех ветров и ударил прямо в Шуру! Поэт накренился, как «Титаник», и без капли поэтического сознания начал падать сразу во все стороны. И тут громила Огурцов совершил благородный поступок — сконцентрировался и втащил тело бездыханного врага в салон. О чем впоследствии жалел.
Шура с грохотом упал вниз, прямо в проход между креслами. Вслед за ним упала в обморок Анна Ивановна, а Катя Подполковникова от страха замолчала.
— Вот ерунда, понимаешь! — рассердился Бешеный и толкнул Огурцова: — Давай ты лезь! Нечего светить дыркой в потолке!
Огурцов, мелко дрожа, начал взбираться на подлокотники. Маша и Люся бросились реанимировать Шуру, Оля бросилась реанимировать Анну Ивановну, а Булкин бросился на место «заложника-в-руках-Бешеного». Бешеному было все равно, кем прикрываться. А Булкину было не все равно. И пока террорист руководил приемом манны небесной, первоклассник незаметно подбросил в его террористический карман свою любимую белую мышку-диверсанта,
— Шура! Шура! — плакала Маша.
Люся хлопала поэта по щекам и всматривалась в его затуманенные глаза.
— Переломов нет, — Люся отыскала самолетовский пульс. — Пульса тоже нет.
— Шура! Шурочка! — еще сильнее заплакала Маша.
— Надо делать искусственное дыхание. — Люся посмотрела на Машу. — Умеешь?
— Не очень. — Маша утерла слезу. — Мы еще не проходили. Но, кажется, надо куда-то дуть.
— Не куда-то, а вот сюда. Смотри! — Люся профессиональным медсестринским движением зажала Шурин нос и прижалась губами к поэтическим губам.
Огурцов, дрожа каждым мускулом, высунулся в люк. На него навалились и снег, и ветер, и ужас необычайной силы. Над головой сверкало огнями брюхо вертолета и торчали озабоченные милиционерские лица.
— Спустите лестницу! — попытался проорать Огурцов. — Я хочу к вам! Мне страшно!