Annotation
Кевин Стинг
Кевин Стинг
Похищенная гл.7
7
Какое-то время думать ни о чем не удавалось. На Анну накатывали тошнота и головокружение. Голова гудела, будто в ней поселился рой пчел, и, словно в подтверждение этому, в ушах стоял непрерывный звон.
Бездонный океан небытия затопил пространство и душу. Не существовало в мире ничего хоть чуточку важного, чему стоило уделять внимание. Да и сам Мир, в той глубине, куда затянуло Анну, вряд ли существовал. Мир представлялся надуманным произведением Великого Сумасшедшего Мыслителя, - разве не так? Разве Слово, которое было вначале, способно породить хоть что-то кроме боли? Физической и эмоциональной боли, сопровождающей человечество от колыбели до могилы.
Сколько продолжался этот бред - невозможно было оценить. И нельзя было предсказать, чем закончиться для Анны это путешествие в во вселенную страшных грез. Иногда ей хотелось вцепиться зубами в вены на руке и поскорее завершить свою главу. Если бы в тот момент нашлись физические силы, возможно, так и все и произошло бы. В ее воображении господствовал огромный волк, угодивший лапой в капкан. Он рвался и выл, заставляя Анну холодеть от ужаса. Потом затих, и, сосредоточенно, без единого звука, грыз себе лапу, пытаясь освободиться. Мелькала оскаленная пасть, невероятно длинные клыки рвали плоть по живому, кровавые брызги мелькали в воздухе, падая горячими каплями Анне на ноги. Наверно это отвратительное ощущение чужой, пахнущей железом, крови и привело ее в сознание.
Оказалось - жизнь продолжается, несмотря ни на что: у нее начались месячные. А это значит, что субъективные внутренние часы сбились. Прошло гораздо больше, представлявшихся ей, пяти дней, с тех пор, как она оказалась в плену. Сколько точно - вычислить было невозможно: постоянный стресс мог сдвинуть график непредсказуемо.
Незамысловатые женские проблемы как-то исподволь заставили мозг функционировать более-менее здраво. Анна начала потихоньку шевелиться и приводить себя в порядок, насколько это получалось. Монстр не появлялся - видимо, сексуальное разочарование ударило по нему крепко. Свет перестал гаспуть и горел постоянно. Суточный ритм невозможно было определить: непрекращающийся длинный-длинный день царил в серой бетонной камере, лишая всякой надежды.
Анна спала, просыпалась, занималась гигиеной. Постепенно подъедала остатки продуктов, сохранившихся с последнего застолья.
Чтобы не сойти с ума, она вспоминала прочитанные книги, часто домысливая ответвления и продолжения любимых сюжетов. Одно время подумывала всерьез заняться физическими упражнениями, и, даже, приступила к ним, но быстро таявший запас пищи заставил беречь силы и прекратить тратить энергию.
И, конечно, она не могла не корить себя за неудавшуюся попытку освобождения. Десятки раз Анна в мыслях возвращалась к подробностям случившегося, выискивая и находя ошибки - истинные и мнимые. Каждый жест, каждое слово были разобраны по стоп-кадрам, прокручены в замедленном просмотре и положены на чашу весов ее вины. Может, не стоило быть такой неуступчивой? Подчиниться, и тогда он, видя ее покорность, освободил бы от оков? Свобода передвижений всегда предполагает лучший шанс на спасение.
Подобные дежавю периодически вгоняли в прострацию, в которой время опять растягивалось до бесконечности, а мозг кипел от бессилия что-либо изменить.
В душе Анны поселился страх - остаться в этих стенах навечно: десять, двадцать, тридцать лет, - непредставимо долго. Она отдала бы все что угодно, чтобы выйти наружу. Она начала по-настоящему понимать выражение " Отдать все что угодно..." Раньше - там, в ее прошлой жизни - Анна даже не догадывалась, насколько буквально можно такое трактовать: отдать все что угодно в ситуации полной безнадеги. Волк, отгрызающий себе лапу, - вот начало подобной шкалы, а конец ее - теряется в смертельных сумерках отказа от человеческого облика. В моральной деградации, которая сродни каннибализму. Думать об этом было жутко и невозможно, но не думать - означало сдаться.
Сдаваться, проигрывать - Анна не собиралась. Во всяком случае, прежде чем сотрет монстра с лица земли. Оставлять его жить - непозволительная роскошь. Понимание пришло к Анне не вдруг. Нормы морали, заложенные с детства, поначалу противились даже понятию "убийство". Само слово "убить" - применительно к собственным действиям - казалось ей кощунственным, необратимо чужеродным и невозможным.
Но, размышляя о природе своей слабости, случившейся в критически важный момент, Анна сначала подумала: "Будь я мужчиной, наверняка не промахнулась бы", а потом ее мысли потекли немножко в другом направлении: "В чем разница, между мужчиной и женщиной?".
Кроме физических различий, лежащих на поверхности, существовали еще: мужская и женская логика. Мужской и женский менталитет. Анне казалось, что проникнув в тайну мужского менталитета, она обретет целеустремленность и жесткость. Способность преодолевать любые преграды.
Нет!
Не преодолевать, а разрушать, сметать на своем пути любые преграды, ради достижения цели. Для этого, очевидно, надо мыслить как мужчина. Подавить в себе всю женскую тягу к чувственности и сопереживанию кому бы то ни было. Воспитать в себе одиночку. Волка, не верящего никому и никого не боящегося. Вобрать в себя ощущение "за гранью" - которое она, считай, перешагнула. Для Великого Сумасшедшего Мыслителя не существует понятия времени. Ее глава давно написана, прочитана и сдана в архив. Для того чтобы перестать бояться или сочувствовать надо просто это усвоить. В этом суть.
Для Вечности не важно, мужчина или женщина. Для Вечности вообще ничего не важно.
Слов "убить" - действие, подразумеваемое под этим словом - абсолютно безразлично Вечности, наравне со словом "жить".
- Я его убью, - вновь и вновь проговаривала Анна, привыкая к этой мысли. Пропитываясь этой мыслью, пока она не сделалась совершенно естественной. Пока при взгляде на любой предмет или любом ее телодвижении, мышцы не стали напрягаться в жажде свершения приговора, а подсознание срабатывало, отыскивая возможности для воплощения.
***
Время сбоило, продукты продолжали медленно таять. Наступил, а затем и остался позади момент, когда закончился последний стаканчик йогурта. Анна начала терять энергию, все меньше и меньше шевелясь, а потом и задумываясь о чем-либо.
Она постоянно лежала, укутавшись, выставив наружу только нос, чтобы дышать - иначе слишком быстро терялось тепло. Потом и это перестало помогать. Холод проник в каждую ее клеточку. Изредка, накопив силы, она добиралась до крана, чтобы напиться, но после - ее долго трясло, ноги леденели и, даже, кончики пальцев на руках теряли чувствительность, - приходилось отогревать их дыханием.
В один из таких дней ее разбудил негромкий шум, потянуло сквозняком. Мозг Анны вяло среагировал: скорее всего, это означает для нее очередной раунд пыток, а может быть и смерть. Последнее - неплохой выход из ситуации, лишь бы это не затянулось надолго.
Провозившись с чем-то, довольно заметное время, монстр ушел, хлопнув дверью. Анна, лежащая спиной ко входу, даже не пошевелилась, настолько ее захватило безразличие. И лишь позже, когда нос уловил необъяснимо знакомые запахи, она заставила затекшее тело перевернуться на другой бок.