Именно после этого „видения“ я поняла, что у меня родится сын, хотя очень хотела дочь и постоянно думала о ней.
Теперь же, вспомнив все это, я смотрела на Яра-зомби, совершенно не понимая, что все это может значить. Тогда я спрашиваю „марсиан“: „Выходит, Яр — тот парень, которого должен уничтожить мой сын?“ Этот парень, отвечают, обязан стать большим ученым, изобретателем роботов, и наладить их массовое производство на Земле, уже на вашем, мол, грубом материальном уровне, и именно с помощью вашего мужа. Разве мой муж, продолжаю я интересоваться, знает о своих способностях в этом направлении? Пока нет, говорят. А я вмешаться не могу? — спрашиваю. Стали намекать, что лучше этого не делать, тем более, что все это было спланировано еще до моего, как бы рождения даже. Потом попросили удалить из мозга парня несколько дистанционных связей, чтобы вернуть ему любовь к матери, то есть нейтрализовать эти связи, а это я вполне могу сделать…
На этом наш визит к Т. закончился. Из дома ОНИ нас легко выпустили, а хозяйка опять нас проводила до метро. По дороге призналась, что такое началось с ее сыном после скандала с бабушкой. Вскоре сын отказался ходить в школу — из материала на уроках ничего не запоминал. Т. хотела найти для него учителя, но никто почему-то не хочет с ним заниматься, отказываются…
Яр связан с „тарелкой“ марсиан, я даже видела знаки на ней, на которой он частенько бывает в тонком теле…»
Порог Дракона
На Ленинградский вокзал я приехал за полчаса до прибытия поезда. Приехал, чтобы встретить Амуни, которого всего два дня назад сам отправил в Санкт-Петербург. С утра прошел дождь со снегом, было ветрено и пасмурно. Засунув руки в карманы куртки, я прохаживался по пустой платформе, к которой и должен был подойти поезд. Это лучше, чем толкаться в многолюдном вокзале, и чего я терпеть не мог. Тем более, что мне хотелось кое о чем поразмышлять. Ситуация сложилась непростая. Ну а если конкретней, то я вообще перестал что-либо понимать.
Неделю назад совершенно неожиданно ко мне заявилась Линда, о которой не было слышно больше месяца. Я уже начал волноваться, так как в последний раз она мне звонила, когда ей было совсем плохо — темные силы донимали ее так, что у Линды, по ее собственному отчаянному признанию, уже не хватало сил сопротивляться ИХ натиску.
Я ей посоветовал позвонить в Санкт-Петербург Вие, и уже с нею выяснить, что происходит и что необходимо предпринять для защиты от нападения темнушников. После этого Линда исчезла. По телефону Вия мне сообщила, что ее взяла в серьезный оборот сильная темная ВЦ, но Линда сама влезла в это дело, пусть сама и расплачивается — обо всем ее предупреждали не раз.
Да, это действительно было так, Линду предупреждали не однажды, но что происходит с ней и с ее семьей, мы совершенно не имели представления. И вот теперь Линда сидела в кресле напротив меня, улыбаясь, и эта несвойственная ей спокойная размеренность в поведении настораживала меня, даже немного пугала.
— Ты извини, — сказала она, — что без предупреждения к тебе пришла, но потом у меня времени может и не быть. А мне надо сообщить тебе кое-что важное, вернее, предупредить.
— Давай, — кивнул я, — заодно расскажи, где пропадала все это время.
— Только коротко, ладно?
— Можно и коротко, — согласился я, — о главном. А то меня Вия напугала: Линду, мол, совсем темные окрутили, теперь вот расплачивается за то, что не слушала нас… И все в таком духе.
Улыбка сбежала с лица Линды. Она как-то странно взглянула на меня и со вздохом произнесла:
— С темными у меня действительно была война не на жизнь, а на смерть.
— Во всяком случае, — напомнил я, — ты была в большом трансе, как мне думается, даже призналась, что темные силы тебе внедряют свою программу, и ты станешь уничтожать людей. Выходит, все сама прекрасно понимала, когда утверждала, что светлые силы ничего тебе не дали и даже помочь освободиться от темнушников не могут. А вот темные вроде бы обещали, если ты согласишься, грубо говоря, на НИХ работать, не трогать сына. Это так? И ты в это поверила…
Линда долго молчала, прежде чем начала говорить?
— Ну, то, что темные силы хотят убрать моего сына, Вия подтвердила еще в начале 1992 года, когда мы сидели вот в этой же комнате, — она чему-то криво усмехнулась. — Когда я сама на себя петлю накидывала — это одно. А вот когда с моим ребенком… Однажды ко мне приехали знакомые, мы посидели, а потом я пошла их провожать. Возвращаюсь домой и только ступила на порог — аж сердце закололо. Бывают такие колющие боли. А у меня они всегда возникают, если с сыном что-то неладное. Бросаюсь в комнату, смотрю, он в кроватке лежит весь в крови и без сознания, а рядом на кровати спит мертвецким сном муж. Такое сильное носовое кровотечение открылось у сына ни с того ни с сего, что я еле его откачала — лицо белое, как мел, стало. Я и «крестную мать» с Венеры вызывала, и отца умершего, и «докторов» СВОИХ… А позже приходит ко мне как-то на прием мамаша с сыном недоразвитым лет семи. Я с ней разговариваю и вдруг — сердцем чувствую, что-то не так. Рванулась в комнату к сыну, а там этот дебил двумя руками душит на полу моего сына — тот уже посинел весь, глаза из орбит полезли… И если считать такие моменты, когда я едва успевала спасти сына — пальцев на обеих руках не хватит. Так надо было мне верить после всего этого в то, что сына убить хотят, или нет?
Линда горящими глазами смотрела на меня, а я молчал, потому как говорить мне буквально было нечего. Одно дело отвлеченная теория борьбы с темными силами зла, и совсем другое, когда это зло реально нападает на тебя, а особенно, на твоих близких.
Но Линда прекрасно все понимала и не ждала от меня ответа. К тому же, она ведь не оправдываться пришла — никто обвинять ее не мог, да и не имел на то права, и я не судья. Значит, для ее прихода ко мне имелась другая причина? Я понимал, что визит Линды наверняка закономерен в чередовании всех этих событий. Мне опять стало неспокойно на душе, словно это меня должны были за что-то притянуть к ответу.
— Когда темные основательно на меня навалились, — уже будничным тоном продолжила Линда, глядя куда-то за окно, — «били» и душили так, что я думала не переживу, тогда-то я и позвонила тебе, и угрожала, потому как ОНИ меня заставили это сделать. Мне ничего не оставалось, как подчиниться, иначе бы со мной случилось нечто более серьезное, — она неожиданно засмеялась, заставив меня вздрогнуть.
— Между прочим, — весело проговорила она, — здесь я схитрила с НИМИ. Мне надо было дать ИМ понять, что я на все согласна, сама же все время думала, как связаться с «матерью», спросить что делать. Больше помочь мне никто не мог.
Это был явный упрек в нашу сторону — справедливый и жесткий, и я его молча принял.
— Да, мне нужно было оттянуть время, чтобы связаться со СВОИМИ, — вздохнула Линда. — У меня дороже ребенка ничего нет и не может быть. Я тебе признаюсь, почему именно тогда я испугалась ИХ угроз — убить моего сына, или сделать инвалидом. В тот же день мне позвонил муж и сказал, что у сына высокая температура, он ничего сделать не может, а сыну очень плохо. Да, убить его ОНИ вполне могли. И если бы я не пошла на этот хитрый шаг… Бессмертная душа — все это хорошо, но если бы у меня отняли ребенка, тогда и мне жить было незачем. Он умрет, уйдет и его душа — я же не буду за ней бегать. Кроме сына у меня нет ни папы, ни мамы, братья меня прокляли, они мне чужие… Но тогда я ловчила, хитрила, чтобы обмануть темнушников. И в тот момент меня даже морально никто не поддержал. Вы далеко, а те, кто находился рядом, вряд ли вообще могли понять, что творилось со мной, что происходило на душе. И когда я после звонка мужа бросилась домой к больному сыну, я решила, что обязана сделать выбор: или погибнуть, как мне предсказывали, или остаться со светлыми силами. Ведь раньше я выдержала все испытания, о которых меня МОИ предупреждали: ОНИ не давали мне есть — я не ела, не давали зарабатывать — сидела без денег и не жаловалась, никогда не плакала и не обращалась за помощью, так как считала, что это только я во всем виновата, а значит, и должна все стерпеть, искупить, исправить свои ошибки.