Красный ответил снижением по всему спектру, от фиолетового к красному.
Спросила, нашел ли он что-то, понял я. И он ответил «нет».
Индиго подошел ближе, встал над нами. Я поднялся с пола, оказавшись с ним бок о бок. Спросил:
– Нашел ли что-нибудь Красный?
Индиго покачал головой.
Ну что ж, пора отвечать за свои поступки. Никто не усомнится, что мы снова пытались бежать, – но может быть, я успею преподнести это Первой в каком-то ином свете прежде, чем она казнит меня. Или, что еще хуже, остальных.
– Повезло нам, что вы подоспели, – сказал я Индиго. – А то мы тут в темноте совсем заплутали.
Посланник вздохнул. Взял меня под локоть и, используя его как рычаг, потащил вперед.
– Темно было, хоть глаз коли, – продолжал я, пока он волок меня через коридор туда, где стояла Первая. – Если б вы не разогнали этих тварей, они бы… наверное, сожрали нас? Как думаете, они едят человечину?
Тут я понял, что вовсе не хочу знать ответ на этот вопрос. И погнал дальше, пока он не успел опомниться.
– В этой темнотище мы уже не разбирали, где пол, где потолок. Стали убегать от этих чудищ и вот заблудились. А вы их там, сзади, гоняли, вот мы и…
– Дать вам совет? – перебил меня Индиго.
– Валяйте, – с интересом ответил я.
– Думайте головой, – сказал он, – а не языком.
То есть «заткнитесь»? Я спас ему жизнь и упустил ради него свой шанс на побег, а он мне – «заткнитесь»?
Я уже машинально оглянулся на Бенни и Квинт. Бенни снова держал руку на запястье.
Они сидели бок о бок позади меня. Впереди собрались Посланники, сияя разноцветными огнями. Рядом вздыхала и скрипела стена корабля, такая тонкая, что хватит одной-единственной мелкокалиберной пули. А посередине, между людьми и Посланниками, между Бенни и мной, выступал из стены один из гермозатворов. Который в случае декомпрессии отрежет нас от остального корабля.
Вот теперь картинка сложилась.
Я выдернул свою руку у Индиго, протянул к Бенни.
– Не надо!
Бенни поймал мой взгляд. И все с тем же каменным лицом поднял руку и выстрелил.
И мир раскололся.
17. Посланник Индиго и я
Меня словно раскрыло, как цветок, легкие будто взорвались. Внутренние органы чуть не размазало по полостям тонким слоем. Один бок, обращенный к умирающему солнцу, будто засунуло в духовку, а другой мгновенно промерз до состояния ледышки: если потрогать, рука прилипнет. Я был как оригами в виде птички, которая горит, разворачиваясь, из сгибов сочится кровь, а плоть обугливается, осыпается пеплом…
Что-то ударило меня в грудь, с размаху бросило на пол.
Я судорожно вдохнул, и в легкие – о чудо – хлынул воздух. Слезы брызнули из пересохших глаз, потекли по щекам. Я таращился в потолок, перед глазами плыли темные пятна.
Индиго склонился надо мной, его лицо в бликах огней было синюшным, как у трупа. Одной рукой он крепко схватил меня за воротник сзади, тот больно впился в горло. А в другой был нож, острие которого смотрело мне в сердце.
Я жадно хватал ртом воздух: чтобы заговорить, нужно было еще отдышаться. Индиго ждал, не сводя с меня сурового взгляда. Пятна перед глазами рассеялись, и я попытался жестами объяснить, что хотел помешать Бенни. Будь у меня шейное кольцо, я бы замигал светлеющими вспышками: нет, нет, нет! И с огромным усилием прошептал это вслух – на кийстромском, языке моего погибшего народа.
В темной глубине его глаз что-то неуловимо мелькнуло. Так уже было, когда он убил Лию и приставил мне нож к горлу. Вот и сейчас отвел клинок от моей груди, разжал хватку на шее.
Голова у меня бессильно запрокинулась, стукнув затылком об пол и выбив искры из глаз. Сами глаза болели, из них текли слезы, ползли по вискам в волосы.
Индиго ухватил меня за плечо и перевернул на бок. Задрал подол моей рубашки, и тут моя нервная система наконец включилась: я заорал от боли. Она была невыносимой – на боку, который оказался повернут к звезде, кожа обгорела до мяса.
На рану начало оседать, как из спрея, что-то прохладное и влажное. Там, куда оно попадало, плоть теряла чувствительность. Посланническое средство от ожогов, сообразил я, гораздо более действенное, чем наше.