Детектив тщательно опросил всех приятелей Майкла, но никто из них не сумел вспомнить ничего необычного. Майкл с улыбкой попрощался с ними, а потом, держа в руке недоеденную шоколадку, направился в сторону дома. Один из его друзей запомнил, как, сворачивая за угол, он развернул оставшуюся часть шоколадки, – и больше он его не видел.
После этого вообще никто больше не видел Майкла Галлахера – и лишь в понедельник обнаружили его тело.
Машина остановилась возле переулка, где находилось заброшенное здание, узкий трехэтажный дом. Я обратила внимание на крыльцо с перилами, от которых к телеграфному столбу были натянуты бельевые веревки. Все это производило жуткое впечатление.
– Ну, вот мы и приехали, – сказал Москал.
Мы вышли из машины, и он сразу повел меня к первому крыльцу и показал на решетку, идущую вдоль его основания.
Я нажала на нее; она приоткрылась на несколько дюймов.
К моему удивлению, Москал с силой ударил по решетке ногой, отбросив ее в сторону.
– Подходящее место для смерти мальчика?
Тут было влажно, пахло какой-то дрянью, повсюду висела паутина. Один только Бог знает, какой слой крысиного помета скопился на полу, сколько мышиных скелетов бросили здесь кошки, какое количество вони оставили скунсы и сколько пьяниц пряталось от дождя. И вся эта отвратительная грязь была вдавлена в землю животом Майкла Галлахера, когда его насиловали.
Доски крыльца сильно подгнили.
– Кажется необитаемым, – тихо заметила я.
– Верно. Им владели разные хозяева. И ни одному из них не удалось извлечь прибыли.
– А тогда оно тоже пустовало?
– Нет, но на первом этаже никто не жил, это я точно знаю. Обитатели второго этажа собирались уезжать.
– Кто нашел тело?
– Рабочие. Они занимались починкой крыши. Владелец предложил им сложить здесь свои инструменты. Они закончили около трех в пятницу. Майкла в последний раз видели примерно в половине четвертого. Утром в понедельник рабочие пришли за своими инструментами и – бац! – почувствовали запах. Одного из них сразу же стошнило. Должен признаться, что собирать улики на месте преступления было кошмарным делом.
На решетке я заметила остатки ржавого засова.
– А замка здесь не было?
– Висячий замок кто-то сломал, но убийца повесил его так, что казалось, будто он заперт. К несчастью, все оставшиеся следы на замке стер рабочий, который открывал его в понедельник. Когда я приехал, дверь в подвал была распахнута; ее так и не стали закрывать. Первым делом я позвонил своему начальнику – сержанту Шону О'Рейли.
Дяде Дюрана.
– Проклятье.
– Точно. Он моментально приехал и приказал все оцепить. Потом перешагнул через рвотные массы и спустился в подвал. Один.
– И еще раз проклятье.
– Да. Он оставался там довольно долго, около пяти минут. Уж не знаю, как он это вытерпел. А после того как вышел, Шон приказал мне вызвать специалистов по сбору улик. Только после того, как вышел.
– Не сразу?
– Нет. Он дал мне другие поручения. Записать имена рабочих – обычно этим занимаются детективы, но он приказал мне.
В отчете говорилось, что Майкла Галлахера задушили нейлоновым чулком – не колготками, а именно чулком, какие носят с поясом и резинками. Даже двадцать лет назад такие чулки были большой редкостью. Убийца засунул оба носка мальчика ему в рот – вероятно, чтобы заглушить крики. У него были связаны запястья и лодыжки – также чулками. Убийца повалил его на землю, лицом вниз. Мальчик был жестоко изнасилован – вся земля под пахом пропиталась кровью. Следов спермы в анусе не обнаружили.
Однако вскрытие помогло обнаружить следы латекса.
– Упаковку презерватива так и не нашли?
– Нет. Вероятно, убийца унес ее с собой.
Что ж, убийца вел себя осторожно, во всяком случае в данном аспекте. Организованный мерзавец.
– Он выбрал удачное место, чтобы спрятать тело.
– Если не считать того, что было тепло и тело все равно нашли бы.
– Вероятно, он хотел, чтобы мальчика нашли, – заметила я, – только не так скоро.
На фотографиях, которые я видела в деле, был заснят связанный мальчик, застывший в ужасной позе.
– Могу спорить, что мальчик отчаянно сопротивлялся.
– Наверное.
– Из чего следует, что убийце пришлось торопиться. Возможно, сперму не обнаружили из-за того, что он не успел завершить акт.
– К сожалению, это так и осталось невыясненным. Но одно можно утверждать с уверенностью: Майкл Галлахер не участвовал в этом добровольно. На руках и предплечьях были обнаружены синяки и царапины, да благословит его Бог. Убийца наверняка получил немало синяков – и если бы нам удалось быстро его найти… К сожалению, синяки бесследно проходят.
– А как вел себя Шон О'Рейли? Он нервничал?
– Он все время повторял: «Какой стыд, какой ужасный стыд, мать не должна его видеть в крови». Я помню, что лицо у него посерело, его явно потрясло случившееся. Шон уже давно работал в полиции; мне кажется, такое убийство не должно было произвести на него настолько сильное впечатление. Конечно, нашим глазам предстала кошмарная сцена, но я видел вещи и похуже, он тоже: например, мы выезжали на место столкновения поезда и автобуса за два года до убийства Майкла, а там повсюду были разбросаны части тел. Тогда он не дрогнул. Помню, я даже спросил у него, все ли с ним в порядке, а он ответил, что простудился.
Москал замолчал и посмотрел себе под ноги.
– Что еще?
Высокий детектив вздохнул. Он был глубоко обеспокоен и даже не пытался это скрыть.
– Шон вышел с испачканными в крови руками и все время пытался стереть кровь белым носовым платком – в те дни мы не надевали резиновых перчаток. Мы похожи на старых хоккеистов: не носим шлемов, если следуем кодексу чести. Я спросил у него, почему он испачкался в крови, а Шон ответил, что хотел убедиться, действительно ли мальчик мертв. Словно он еще мог дышать. Обычно мы это делаем, прижимая палец к той точке, где прощупывается пульс. Руки Галлахера были связаны, значит, оставалась шея. А на шее Майкла Галлахера крови не оказалось. В рапорте медицинского эксперта значилось, что кровь вытекала только через анус.
– Из чего следует, что он умер через некоторое время после изнасилования.
– Да. Не стану говорить вам, сколько раз эта мысль посещала меня посреди ночи. Мне всегда хотелось узнать, какой части тела касался Шон О'Рейли. Он мог нарушить картину преступления.
Ни в одном из отчетов об этом не было ни слова.
– И еще одна вещь – чулки. В то время никто чулки уже не носил. Я очень хорошо помню, как после появления первых колготок моя мать и сестры выбросили чулки и пояса с резинками. Страшно подумать, сколько лет прошло с тех пор. Значит, для того, кто использовал чулки, они имели особое значение.
Я листала дело до тех пор, пока не нашла фотографию прозрачных чулок телесного цвета. Их сложили пополам, чтобы они поместились на снимке. В противном случае он получился бы нечетким.
– Они были шелковыми или нейлоновыми?
Он посмотрел на меня.
– Я не знаю.
Я еще раз взглянула на снимок; что-то привлекло мое внимание. Вдоль всей длины чулка шла темная линия.
– Чулки со швом, – сказала я вслух.
– Что?
– Швы. Сзади. Как в пятидесятых. Бетти Грейбл[49] помните? Знаменитые фотографии, на которых она в чулках со швами.
– И что с того?
– Он вышли из моды в начале шестидесятых. Их продолжали носить медсестры и проститутки, но и только. Этому типу пришлось приложить некоторые усилия, чтобы найти такие чулки. Возможно, в эксклюзивном магазине трикотажа.
– Или маскарадных костюмов.
– Он создавал иллюзию, – тихо проговорила я и уже громче добавила: – Вы знаете, какую школу посещал Уилбур Дюран в это время?
– Мы ездили в школу на автобусе, так что я точно не помню, но он учился тогда в старших классах. Я честно не помню – вам нужно обратиться в школьный департамент. Удачи. Она вам потребуется.
Больше смотреть было не на что. Я прониклась атмосферой места преступления. Стоял приятный солнечный день, теплый ветерок играл моими волосами. Однако холод пробрал меня до самых костей.
49
Американская актриса, певица и танцовщица (1916-1973). Как общественное достояние ее ножки были застрахованы на миллион долларов. Популярность Грейбл достигла пика во время Второй мировой войны, когда американские солдаты признали ее своей красавицей номер один.