— И всё же, — настаивал Пётр Леонидович. — Закон сохранения энергии. Если у меня прибудет, то где-то убудет. Где?
— Думаю, догадаться несложно, — чуть улыбнулся парень.
Повисла неловкая пауза.
Пётр Леонидович решился озвучить предположение.
— У того, кто эти слова мне даёт?
— Правильный ответ, — кивнул гость.
— Но это же… нехорошо, — у Петра Леонидовича закружилась голова и потемнело в глазах. Он опёрся на столешницу. Она жалобно скрипнула, как и его старое тело, скрючившееся от боли в животе. Проклятая опухоль!
— Правильно, неправильно, кто решает? — голос парня стал ближе. Ловкие и неожиданно сильные руки подхватили Петра Леонидовича под мышки. Парень помог добраться до кухонного дивана и сесть. — В любом случае, ничем лучшим поделиться я не могу. Законы мироздания — очень жёсткая штука. А я отдаю долги, как умею. Но, выбор, конечно, остаётся за вами. Вы посидите, подумайте, время ещё есть. Но немного.
Цепкие пальцы отпустили плечи Петра Леонидовича, а половицы кухонного паркета заскрипели под лёгкими шагами.
— А ещё, — скрип половиц прекратился. — Если вы волнуетесь насчёт справедливости. В конце концов вас всё равно найдут стражи. Нескоро, но найдут. Если вам будет легче при мысли о наказании. Прощайте, и ещё раз спасибо за чай.
Паркет заскрипел уже в коридоре. Хлопнула входная дверь.
Пётр Леонидович отдышался, в глазах прояснилось. Померещилось? Он сидит один на диване. Но вот пустая чашка и банка из-под варенья, а главное, на столе лежит телефон.
Через час, Пётр Леонидович окончательно уверил себя, что вся история ему привиделась. Отравленный ядами опухоли мозг придумал себе сказку о чудесном спасении. А на деле был просто поход в аптеку за обезболивающим, вот оно, кстати, лежит.
И всё же, когда боль стала настойчивее, а взгляд упал на ручку, лежащую на белом листе, который должен стать предсмертной запиской, Пётр Леонидович решил написать сообщение соседу. Просто чтобы посмеяться над собой, старым дураком. И ещё, чтобы отсрочить неприятное дело: предсмертное письмо и всё, что за этим последует.
Он, медленно, с трудом попадая в нужные буквы, набрал текст, спросил как дела, как жизнь. Получил короткий ответ, и боль на некоторое время утихла. Ненадолго.
— Да ну! — вслух ругнулся Пётр Леонидович. — Сам себе придумал, старый пень. Самовнушение? Кажется, так это называется?
Нужно было попробовать ещё раз. Сыну он писать не стал, начнёт спрашивать о здоровье, волноваться. А может, что и заподозрит, они ведь всегда созванивались — неловкие пальцы сильно осложняли Петру Леонидовичу обращение с телефоном. Куда же написать тогда? Немногочисленные товарищи-пенсионеры тоже едва справлялись со смартфоном, чтобы позвонить, а в чатах Вотсапа никто из них не сидел.
Кряхтя, Пётр Леонидович поднялся с дивана. Он вспомнил, что в холле дома, у лифтов, кто-то из молодёжи повесил объявление о чате дома. Туда-то точно можно написать сообщение, кто-нибудь да ответит.
Он просидел в чате до ночи. Сначала поздоровался со всеми, потом стал придумывать всякие вопросы про район, про поликлинику, про ремонт в доме. И ему отвечали, кажется, становилось лучше. Но Пётр Леонидович лишь посмеивался над собой, списывая всё на самовнушение. Так он и уснул на диване с телефоном в руках. А утром проснулся не разбитым и с гудящей головой, а бодрым и свежим, каким не просыпался уже давно.
— Придётся признать, что-то в этом есть, — протянул Пётр Леонидович, доливая кипяток во вчерашнюю заварку, которой угощал гостя. Он отварил макароны с сосисками и думал пойти прогуляться, отметив ещё один солнечный день. Хотелось жить, дышать и радоваться.
Но за завтраком вернулась слабость. Однако стоило потянуться за смартфоном и зайти в чат, прочитать несколько ответных сообщений, оставшихся с ночи, как снова почувствовался прилив сил. Пётр Леонидович понял, о чём говорил парень.
— Выходит, энергии от вчерашней беседы хватило до утра. Цена одного слова невелика, минут десять, не больше, — пробормотал он и задумался.
Странный гость не обманул. Прошла боль, прибавилось сил. Победить болезнь было возможно, и даже, победить старость. Но для этого нужно воровать время, частички чужой жизни. Все эти люди, которые с готовностью отвечали вчера на вопросы старого пенсионера, потеряли немного жизненной силы.
— Но, если одно слово стоит не больше десяти минут, то, получается, и ущерб невелик, — Пётр Леонидович от возбуждения стал рассуждать вслух. — С миру по нитке — нищему рубаха. Это как погрешность. Ей можно пренебречь, если людей много, и они разные.