Однажды рыжий внезапно почувствовал, как сердце перестало биться на несколько мгновений, а потом вдруг заколотилось в бешенном ритме. Тело похолодело и ослабло, будто из него разом ушла как минимум четверть жизненной силы. Мир вокруг то ли потерял часть насыщенности красок и запахов, то ли, наоборот, их перебивало что-то постороннее. Чем больше Этас сосредотачивался на этом ощущении, тем больше оно напоминало то отвращение, которое испытываешь, когда ешь вкусный торт, а потом вдруг понимаешь, что странный едва уловимый аромат и вкус – это мед, который Этас терпеть не мог. Приторно-сладкая мерзость, уже попавшая в организм, пусть и в очень-очень небольшом количестве, но тут важен сам факт: Фу!
Рыжий лихорадочно перебирал варианты, что могло случиться. Не заболел же он, подобно смертному человеку! Отбросив уж совсем безумные подозрения о заражении темномагической чумой, Этас попытался успокоиться и подумать здраво. И довольно быстро пришел к выводу, что проблема в магии Солнечного Колодца. Рыжий чародей сотворил несколько различных заклинаний, и его догадка подтвердилась: именно магия имела мерзкий сладковатый душок, послевкусие, оттенок или эхо, и источником этой «медовой» составляющей был далекий, но всегда ощущаемый Солнечный Колодец.
Крас так вымотался от постоянных встреч, препирательств и уговоров, что даже не сразу осознал произошедшее. Этас примчался к нему с испуганно-недоумевающим «Вы тоже это почувствовали?», а наставник лишь удивленно переспросил:
- Что? – и напряженно сощурился.
- Солнечный Колодец! С ним что-то случилось, да? – Этас постарался, не скатываясь в истерику, объяснить про омерзительный «медовый элемент».
И только после этого Крас задумался, прислушался к своим ощущениям и подтвердил, что тоже чувствует что-то странное и совершенно незнакомое. Версия с Солнечным Колодцем показалась ему правдоподобной.
Маги направили несколько вестников в Элун’аран и Даларан и получили в ответ сначала «сами ничего не понимаем», потом «в Квель’Таласе война, телепортация в Элун’аран невозможна». Бросились к генералу Сангвинару – тот ничего не знал и сам немало обеспокоился сначала странными ощущениями, появившимися у него и всех его подчиненных, а потом и вопросами даларанцев. Этас и Крас решили, что терять время в Штромграде дальше бесполезно, надо выяснить самим, что происходит в Квель’Таласе. Они телепортировались в Даларан, там их надолго задержал Антонидас со своими поручениями, расспросами и инструкциями, и, наконец, взяли дракондоров для путешествия в Квель’Талас.
Оба чародея рассылали вестников всем знакомым эльфам, но мало знать адресанта, нужно еще и задать хотя бы приблизительное направление. Наконец, один из магов, прежде служивший погибшей леди Фелориэль – ее бывшая команда осталась без официального главы, но не распалась, а сплотилась вокруг ее сына, - оказался в Элун’аране, где его и нашел серебристый магический дракончик. Крас любил эффектные жесты и использовал уникальные формы вестника вместо традиционного ястреба. Новости оказались печальными. Квель’Талас пал, Элун’аран разрушен. Король Анастериан, Совет и квель’данасские магистры мертвы. Этас и Крас были даларанцами, но королевство в Лесах Вечной Песни было все равно очень дорого им: вторая родина, множество знакомых и родных, прекрасные земли и города, центр эльфийской культуры.
Тот самый чародей, с которым получилось связаться, намеревался со своими коллегами отправиться на Квель’Данас и изучить изменившуюся магию Колодца, велел слать ему вестников туда и на руины столицы, обещал держать в курсе. Квель’Талас Крас и Этас облетали, стараясь держаться повыше и вдоль берега: и в целях безопасности и чтобы не травить душу видом уничтоженного королевства. Долгое и безрадостное путешествие вымотало Этаса до предела. В столице несговорчивых людей по крайней мере можно было снимать напряжение с бутылочкой вина – благо, оно в Штромграде крепкое, или в объятьях человеческой милашки – благо, они в Штормграде к эльфийскому обаянию никакого иммунитета не выработали. Сейчас же добрая половина сил уходила только на то, чтобы не закатывать истерик наставнику – рыжий бы скорее стал следопытом, чем позволил себе подобное, - и чем ближе они подлетали к Солнечному Колодцу, тем отвратительнее Этасу становилось.
С изучающими Колодец магами они разминулись, те закончили исследования раньше или решили продолжить их в более удобном месте. Крас заявил, что так даже лучше, что было странно: в команду леди Фелориэль входили лучшие ученые, у кого как не у них искать ответы о случившемся с источником эльфийской магии. Проблема была ясна с первого взгляда: примесь посторонней темной, скорее всего некротической, магии. А вот как ее решить, Этас и Крас понятия не имели. Наставник собрал из Колодца пробы воды: темную, перемешанную и с самого светлого участка. Сказал, что будет исследовать. Они укрылись в северной части острова, где Крас приступил к экспериментам. В полевых условиях, без лаборатории и помощи специалистов, лишь периодически прося Этаса сделать что-нибудь элементарное.
Абсурдное поведение Краса, его всегдашнее нежелание как-либо пояснять свои действия, требование никуда не уходить и вообще забыть о том, что здесь видит, переживания за кузину Сильвану - командующую талассийской армией, отсутствие внятных и точных новостей из Даларана не прибавляли спокойствия. Этасу так плохо не было даже во Вторую войну, когда он, сходя с ума от беспокойства за близких, хотя бы имел возможность спрятаться от тяжелых мыслей в работе.
Этас рассматривал башни Террасы Магистров, видел собственными глазами Солнечный Колодец – честь, которая вряд ли бы когда-нибудь светила ему, не будь Квель’Талас разрушен. Увы, ситуация была такова, что ни любопытства, ни тщеславной радости Этас не ощущал. Через пару дней рыжий почувствовал, что чистой магии в Солнечном Колодце не осталось: магия не просто имела мерзкий медовый привкус. Рыжему теперь казалось, что, творя заклинание, он буквально пропускает по своему телу густые потоки приторной, отдающей гнильцой сладости. Липкая гадость не покидала тело вместе с заклинанием, она оставалась на внутренней поверхности вен, облепила сердце, медленно стекала по ребрам. Этас понимал, что ничего подобного на самом деле не происходит, это все фокусы разыгравшегося воображения, но с того момента прибегал к плетению заклинаний только в крайнем случае. Он не знал, что ему кажется более отталкивающим: очередной более близкий контакт с магией оскверненного Солнечного Колодца или мысль о себе как об эльфе, который больше не вправе называть себя чародеем.
Крас, обладавший менее безумным воображением или просто большим жизненным опытом так остро не реагировал, но ощущениями Этаса интересовался, даже отправился к Колодцу снова, чтобы проверить. Вода и впрямь была испорчена теперь уже вся.
В тот же день Этас отправился в сторону Тропы Мертвых и прошелся огненными шарами по встреченным по пути скелетам, заставляя себя терпеть выворачивающее наизнанку отвратительное ощущение контакта с магией Колодца. Стало только хуже. Зато за самовольный уход и ненужный риск рыжий получил неслабую головомойку, но, слушая то кричащего, то цедящего сквозь зубы обличения его идиотизма Краса, он лишь радовался, что наставнику по-прежнему не все равно, где Этас и что с ним.
Крас сжалился над своим помощником и позволил ему телепортироваться в Даларан, надавав кучу заданий. В родном городе Этас осознал, что беспрецедентная нервозность и несдержанность напала не на него одного: все эльфы в той или иной степени ощущали странности в эмоциональном состоянии. Этас и его «любимая» кузина оказали друг другу первую душевную помощь: обменялись шпильками и оскорблениями разной степени тонкости и цензурности, всласть поорали друг на друга и, наконец, пошвырялись первыми попавшимися под руку предметами. Ронин проявил благоразумие и не пытался их разнять, пока дело не дошло до прямого рукоприкладства.