— Потанцуем?
Во время танцев Джерри как бы случайно прижималась к Степану, осторожно кусала его за ухо, и Степан чувствовал, как по телу его пробегала непонятная дрожь.
— Давайте еще по стопке, — предложил Григорий, которого почему-то все называли «Столб». Все налили в стаканы. Степка начал отказываться, но Джерри пристыдила его:
— Такой здоровый и такой слабый. Ну, давай выпьем вдвоем!
Выхватив из его рук стакан, она отпила половину... Степка, превозмогая отвращение, допил водку.
— Жарко что-то, — ныла Джерри.
— А ты разденься, — посоветовала Катька.
Джерри стянула с себя свитер и осталась в заеложенном полотняном лифчике и розовой капроновой рубашке.
— Давай танцевать, — Джерри протянула руки.
Степан встал, в голове кружилось. Грязные стены, люстра, радиола — все покачивалось.
— Ну что же ты не идешь?
Степка поднял глаза — и увидел перед собой Настю... Такой красивой она никогда еще не была. Тугая коса расчесана и еще больше подчеркивает белизну покатых плеч, Настя протягивает к нему ласковые, нежные руки и зовет:
— Иди же ко мне, милый Степочка. Цветик-семицвет, скажи — любишь или нет.
Степан осторожно коснулся руки, потом прижался губами к шее, ощущая, как мягко вздрагивает пульсирующая жилка.
— Ой, не могу, щекотно! Какой чувак странный, — пьяно заливалась Джерри.
Но Степка не слышал этого, как не слышал и двух коротких слов, повелительно брошенных Столбом.
Он чувствовал себя парусником, потрепанным бурей и выброшенным на песчаную отмель. С каждым ударом волны песок все больше засасывал остов корабля, С каждым ударом волны все сильнее трещали доски обшивки, с каждым новым ударом приближалась гибель. Но сняться с мели, уйти в открытое штормовое море без парусов, с обломленными мачтами было невозможно. Волны ласково зализывали пробоины своим шершавым соленым языком, и от этого тянуло ко сну. Корабль кренился все больше, а волны легонько подталкивали его...
Утром Степан чувствовал себя мерзко. От стыда ресницы стали тяжелыми, словно к каждой привесили по кувалде. Тошнило. Степка сидел, напряженно вспоминая, что же он вчера делал, и никак не мог вспомнить. Он боялся, что сейчас кто-нибудь заведет разговор о его промахах и все начнут смеяться. Но никто не обращал на него внимания. Джерри и Катя собирали со стола грязную посуду и мыли ее на кухне. «Лоб» играл с Рыжим в «буру». У Рыжего, невысокого плотного парня, черные вьющиеся волосы и вставной золотой зуб.
Молчать Степка больше не мог. Не подымая головы, он несмело спросил:
— Ребята, кто забрал у меня деньги?
— Деньги?
Всеобщее изумление было настолько искренним, что сомнения Степана только подтвердились.
— Прошу вас, хлопцы, верните деньги.
— Какие еще деньги? В глаза их никто не видел.
— А может, у него действительно были деньги? — развеселил всех Рыжий.
— Так где же они? — в голосе Столба послышалась угроза.
— Наверно, украли. Обчистили, когда ходил на вокзал за вином. На вокзале знаете сколько жулья всякого водится, страх!
Слова Рыжего потонули в диком хохоте. Смеялись долго, хлопали друг друга по плечу, катались на диване, держась за живот. Степан понимал, что над ним издеваются.
— Что ж, вы смейтесь, а я пойду в милицию, — сказал Степан.
— Спокойно, девочки и мальчики, — голос Столба звучал насмешливо. — Дайте дорогу этому типу, пусть пойдет в милицию и все расскажет. Кстати, там вас, милейший, давно ждут. Пойдите и расскажите, как вы вчера изнасиловали несовершеннолетнюю.
— О чем ты говоришь?
— Не прикидывайся таким простачком. Ты вчера был не такой пьяный, чтобы ничего не помнить. Но если тебе не терпится послушать, я могу повторить. Ты вчера изнасиловал Джерри, а ей нет восемнадцати.
Степка смотрел на Джерри, ожидая, что она сейчас встанет и скажет, чтобы перестали шутить. Но она спокойно ответила:
— Еще Настей меня называл.
Столб нахально улыбался:
— Ну что, вспомнил? Может, повторить хочешь?
— Гад! — Привычно взметнулась рука, занося несуществующий молот, «га-а-х» — опустилась на наковальню. Столб отлетел к столу, ударился головой о его край и растянулся на полу. Все растерялись. Никто не ожидал, что Степка решится драться. Но потом, опомнившись, словно волки, набросились на него. Били долго и умело, стараясь не оставлять следов. Когда Степан пришел в сознание, руки его были связаны. Столб стоял перед ним.