Режиссер уходит. Гром несмолкаемых аплодисментов, как рокот далекого могучего моря, настойчиво преследует его.
— Потушите свет! Объявите, что ревю окончено, — командует он.
Пружинистой и уверенной походкой он идет по ярко освещенному, длинному коридору. На мгновенье останавливается у слегка приоткрытой двери уборной танцора. Сквозь щель виднеется кусок стенного зеркала и… оно неожиданно заслонило весь мир. В зеркале ясно отражена сплетшаяся в объятиях пара…
Его жена Эллен и Эрик Джонс, танцор, ее партнер…
Никто другой не услышал бы их голосов, но слух Боно Рито привык различать едва слышные шорохи и звуки… Он слышит:
— Мы созданы друг для друга…
— Любимый! Я ненавижу его. От него всегда пахнет обезьяной…
Все иллюзии, весь затейливый план, созданный его воображением рухнул, как карточный домик.
— И это она!.. Она, которую я избрал, чтобы только с ней разделить мою славу… — Кровь прилила к вискам Боно Рито, тысячами молоточков выстукивая «там-там», — воинственный танец… Его лицо сохраняет каменную неподвижность, лишь заметнее стала косинка глаз, но рычавшие тигры, увидев его — умолкли, забившись в отдаленный угол клетки.
В роскошной уборной, отделанной золотистой шелковой драпировкой, на мягком диване играет хорошенькая девочка. Кудрявые каштановые волосы спадают на лоб. Человекоподобная обезьяна Зула ревностно следит за девочкой, подымает с пола плюшевые игрушки, разбросанные капризным ребенком, и бережно возвращает своей любимице.
Боно Рито, схватив в объятия Магду, будто впервые увидев, пристально вглядывается в черты своей дочери. Еле заметная косинка глаз ясно доказывает примесь японской крови. Но ребенок, взглянув на свирепое лицо отца, горько разрыдался.
В дверь постучали. Не спеша Боно Рито распахнул ее и, сохраняя бесстрастное выражение лица, пригласил войти незнакомого гостя.
Черный смокинг. Белое пятно тугого пластрона. Породистое, мужественное, волевое, хотя и несколько хищное, гладко выбритое лицо знающего себе цену человека. В петлице блестел неизвестный японцу иностранный орден.
— Прошу, — удивленно протянул режиссер.
— Простите. Я по поручению моего шефа, полномочного посла, пришел поздравить вас с небывалым успехом. Такой грандиозной и великолепной постановки, с таким чудесным замыслом, я не видел еще ни в одной стране мира. Она вызвала восторг и изумление.
Но мимо ушей Боно Рито безразлично текут слова, еще десяток минут тому доставившие бы большую радость.
— Благодарю, — холодно процеживает он.
— Если будете случайно в Европе, или испытаете в чем-либо затруднение, я и мой шеф всегда готовы оказать вам услугу. Желаю успеха!
Визитер вышел, и японец взглянул на оставленную карточку. Тот же модный пергамент… Та же корона и солидная надпись: «Полномочный посол республики»… И карточка сунута в жилетный карман.
Боно Рито, оставив дочь на попечение верной Зулы, вышел в бар.
Актеры, режиссеры, служители, почетные гости — все это, смешавшись в одну пеструю кампанию, кутило, лило вино, било посуду, произносило спичи и целовалось…
Успех, выпавший сегодня на долю обозрения «Мы и наши предки», требовалось отметить. Единственно, кто был сдержан в этой компании — сам творец постановки.
Он часто улыбался и прикладывал руку к сердцу, много пил; но спиртное не действовало на него.
— Выпьем за долгий путь эволюции человечества от обезьяны до современного человека двадцатого века, — раздается голос Эрика Джонса.
— За двадцатый век!!!
— Ура!!!
— «Погоди пить за человека XX века», — фиксируя холодным взглядом танцора, — чеканит мысли Боно Рито, — «я думаю, что тебе скоро придется переменить амплуа, и вместо последнего акта ты будешь восхищать толпу в первом…»
2. Полномочный посол…
Полномочный посол обладал положительной внешностью цветущего, делового человека и был мастером своего дела. Он не говорил «время — деньги», не продавал акций, не занимался биржевыми спекуляциями, но был бизнесмен. Всю эту работу за него проделывали другие. Он делал только политику.
От него излучалось крепкое попурри запахов: аромат дорогих сигар перемешивался с запахом крепкого мужского одеколона «Шипр» и едва уловимого только знатоку коньяка «Берти»… Длинные, холеные пальцы сверкали лакированными ногтями. Указательный палец, которому часто приходилось трудиться, вывязывая в воздухе затейливые, завершающие беседы фигуры, был украшен перстнем с огромным изумрудом.