Капитан отобрал золото — как неохотно разжимались пальцы! — чтобы разделить между командой.
— Ладно, возьмите его на борт, — приказал он. — Дорогу свою он оплатил, но работать будет все равно, а не то отведает кнута.
Мой кинжал вырвал из ножен какой-то урод с круглым, как луна, лицом и нечесаными волосами, — вырвал и сунул себе за пояс. Уж его-то я никогда не забуду. Дамасские клинки нелегко достать, а этот к тому же был отцовским подарком.
— Ну вот, кое-чему ты уже научился, — сказал капитан, злорадно усмехаясь. — Никогда нельзя показывать свои деньги чужим людям… Ладно, делай послушно свое дело — и доживешь до Сицилии. Я знаю там одного турка, который даст отличную цену за такого смазливого мальчика… — Он ухмыльнулся: — Впрочем, когда попадешь к нему в руки, долго ты мальчиком уже не останешься…
Я был избит, весь в синяках, но все равно, стоило ноге моей коснуться палубы, как вдоль спины пробежали мурашки. Однако когда меня подвели к свободному месту гребца на рабской скамье и я увидел, в какой грязи мне придется работать, я попытался отбиваться. Казалось невозможным, чтобы люди могли существовать в таких отвратительных условиях, хотя, надо признаться, жилища у нас на побережье не блистали чистотой — кроме дома моего отца.
Он путешествовал по мусульманским странам в Африке и в Испании и принес в наш дом оттуда не только богатые ткани, но и другой образ жизни — среди прочего, любовь к купанью в горячей воде.
Прикованный к веслу, я с отвращением огляделся вокруг. Тогда я не представлял себе, что смогу все это выдержать… хотя со временем мне довелось узнать, как много может вынести человек — и все-таки выжить. Положение рабов на этой галере было жалким, я жалел их — и себя вместе с ними. Их спины носили свидетельства того, что происходит, когда надсмотрщик прохаживается вдоль скамей со своим бичом.
На нашем судне требовалось по два человека на каждое весло, и рядом со мной был прикован крупный рыжий здоровяк самого разбойничьего вида.
— Недолго ты дрался, — презрительно сказал он. — Неужто кельты так ослабели?
— Это судно идет на Сицилию, а мне туда и нужно… — я сплюнул кровью и добавил: — А кроме того, на берегу меня ждет смерть.
Его громкий хохот показал, что этот рыжий ещё сохранил силу и присутствие дух; видно, плеть пока не сумела сломить его и превратить в настоящего раба.
— Эх, добрались бы твои враги сюда! — цинично произнес он. — Здешний сброд мало что понимает в драке и ещё меньше в мореплавании. Будет истинным чудом Господним, если они нас всех не утопят.
Звали его Рыжий Марк.
— Остерегайся, — предупредил он меня. — Этот зверь с плетью, там, в проходе, очень скор на руку. Старайся, работай как следует, а не то шкуру спустит.
— Меня зовут Кербушар, — сказал я и, произнеся это имя, почувствовал себя бодрее.
— Это имя кое-что да значит, — согласился он.
Немного высокопарно — по молодости — я рассказал ему о своем отце.
— Мужчины нашего рода вели в бой других венетов, когда дрались с Цезарем, и говорят, среди монахов, которые приветствовали викингов, когда те впервые приплыли в Исландию, был один Кербушар.
— Вчерашним ветром паруса не надуешь, — ответил Рыжий Марк. — Я знаю, бретонские корсары свершили много дел, но вот сам-то ты чего стоишь?
— Спроси у меня об этом лет через пять. Тогда я найду, что тебе ответить.
Прошло четыре года с тех пор, как отец отправился в свое последнее путешествие — торговать и грабить, ибо пиратством занимались все корабли, когда представлялся случай. Бретонцы были корсарами с тех самых пор, как корабли начали плавать по глубоким морям.
А сам я только недавно вернулся из путешествия к богатым рыбным полям далеко на западе, куда плавал с людьми с острова Брега. Месяцы, проведенные в море, прибавили мне мускулов на руках и плечах и научили, как жить и работать среди мужчин.
Вернувшись домой, я обнаружил, что лошадей наших украли, стада угнали, а на двоих старейших вассалов отца напали близ Бриньогана и убили их.
Пока мой отец был дома, Турнеминь трясся от страха у себя в замке: отец пообещал в случае чего повесить его за ноги на стене этого самого замка. Но сейчас я, как ни старался, не смог поднять людей против барона. Они были напуганы и осторожны: «Подожди, пока возвратится Кербушар».
Когда потом Турнеминь явился к нам, мы с матерью встретили его в воротах; рядом с нами было четверо сильных мужчин и ещё двое с луками наготове. Мы оказались для него слишком острым блюдом, и он только грозился, требуя уплаты дани и обещая спалить наше жилище вместе с нами.
— Приходи, когда хочешь, — гордо сказала моя мать. — Скоро Кербушар будет здесь, уж он тебя приветит.
Ядовит и едок был его смех:
— Ты думаешь, я не слышал? Он убит в бою с маврами у берегов Кипра!
Все это я рассказал шепотом Рыжему Марку; и еще, как однажды, вернувшись домой, я нашел мать убитой, а дом в огне. Как, обезумев от горя, я выскочил из-за изгороди и бросился на Турнеминя; только стремительный прыжок спас ему жизнь. Клинок мой лишь распорол негодяю щеку, залив одежду кровью. Ошеломленные внезапностью нападения, его люди не успели спохватиться, и я ускользнул… хотя свобода моя и оказалась такой недолгой…
Наша галера шла к югу, и за последующие недели я убедился, что Рыжий Марк говорил правду. Эти подонки не были моряками. Они то и дело попадали впросак и упускали ветер. Страшась потерять из виду берег, без нужды подвергали себя опасностям. Крупных кораблей они избегали, зато набрасывались на рыбацкие лодки и крохотные деревушки, не брезгуя даже убивать пастухов ради овцы-другой с горного пастбища.
Капитана звали Вальтер, но из всей команды мы знали и видели только Мешу — того самого зверя, что расхаживал по проходу с плеткой.
По материнской линии я был потомок многих поколений друидов и получил друидское воспитание. С самых ранних лет меня обучали ритуалам столь секретным, что их никогда не записывали. Все заучивалось наизусть; друиды вообще славились своей фантастической памятью, которую тренировали от рождения. Среди кельтов друиды почитались выше королей. Они были жрецы, но жрецы особого рода — волшебники, мудрецы и советники королей, хранители тайного священного знания.
Долгие дни за веслом я забывал о своем несчастье, повторяя про себя древние руны, ритуалы и саги нашего народа, вспоминая также все, что было нам известно о водах, ветрах и полете птиц.
Каждый удар веслом приближал меня к Сицилии и к отцу — если он ещё жив. Если мертв, я должен в этом удостовериться твердо, а если жив и нуждается в помощи, мне понадобятся силы, чтобы помочь ему.
Снаружи, в нескольких дюймах от наших обнаженных тел, борт с шелестом рассекал воду. Мы с Рыжим Марком хорошо сработались, и каждый из нас научился беречь силы другого.
Мы попали в рабство к сборищу обыкновенных отъявленных головорезов, среди них не было ни одного моряка. Каждую ночь они становились на якорь, а зачастую и целые дни напролет валялись, бездельничая и пьянствуя. Рыбаки с Брега, с которыми я ходил в холодные внешние моря, — вот отважные люди, не то что эта мелкая сволочь. С теми рыбаками я плыл вслед за серыми гусями от мыса Малин-Хед в Скоттииnote 1 за Зеленую землю — Гренландию, к неведомым берегам.
Искусство кораблевождения я знал хорошо, и умел находить курс не только по звездам, но и по морским течениям, по направлению ветров, по полету птиц и по путям рыб. Но до поры до времени обо всем этом помалкивал и выжидал, пока настанет мой час.
— Вместе, — сказал Рыжий Марк однажды, — вместе мы смогли бы освободиться…
Долгие дни мы медленно пробирались вдоль берегов Франции, а потом Испании. Вблизи африканского берега атаковали и захватили маленькое арабское купеческое суденышко.
Рыжий Марк был полон презрения:
— Скоты трусливые! Нападают только на самых беспомощных! Даже Вальтер при всех его широких плечах и луженой глотке — тоже трус.
Note1
Ошибка у автора: мыс Малин-Хед — северная оконечность Ирландии, а не Скоттии, то есть Шотландии (здесь и далее примечания переводчиков).