Вот это и были печенегиnote 19, о которых мы столько слышали, — неутомимые всадники азиатских степей. Такие, как они, когда-то давно разгромили римские армии.
Пока мы наблюдали за ними, один из воинов приподнял седло и вытащил из-под него кусок мяса. Я слышал где-то, что таким способом они размягчают мясо — кладут на спину лошади под седло и ездят на нем верхом целый день. Не скажу, чтобы этот способ показался мне аппетитным, тем не менее, однако запах жарящейся баранины пробудил в нас аппетит.
Мы осторожно отошли подальше в лес и поспешили вернуться к Иоганнесу.
— Об этом надо немедленно сообщить гансграфу, — сказал он.
— Возвращайтесь. А я сделаю круг, посмотрю, откуда они приехали и нет ли поблизости других.
— А как с тобой будет? Караван сразу же двинется, сам понимаешь.
— Гоните прямо к морю, да побыстрее. Если их главные силы не слишком близко, мы хоть немного оторвемся.
Они ускакали, а я сел на лошадь и, огибая костер степняков по широкой дуге, отправился на поиск. В конце концов я наткнулся на след печенегов. Быстрым галопом поскакал по нему обратно и, выехав на подъем, повернулся в седле и осмотрелся.
Вдали виднелась плоская равнина, которую наш караван уже пересек.
Я проехал ещё немного вверх и обнаружил место, где стоял некоторое время большой отряд верховых, лицом к реке.
Значит, они нас видели; но как далеко отсюда их главные силы?
День выдался теплый; легкий ветерок шевелил немногие оставшиеся на деревьях листья, а голые ветки, раскачиваясь, постукивали одна о другую, словно пальцы скелета. С мохового болота взлетела цапля.
Я поехал дальше по следу печенегов, навстречу их движению. Поднявшись на вершину холма, я увидел перед собой их лагерь, и сердце у меня оборвалось — черные шатры широко раскинулись по равнине.
Сколько же этих шатров? Сколько лошадей?
Пять тысяч человек? Десять тысяч? Я посмотрел на табун; даже если предположить, что на каждого человека приходится по три-четыре лошади, как заведено у степных кочевников, и то получалось огромное число. Если они выйдут против нас, мы будем сметены, словно листья под ветром. Разгромлены, растоптаны копытами в кровавую грязь.
Бегство, немедленное, безостановочное бегство — вот наше единственное спасение. Надеюсь, когда Иоганнес расскажет гансграфу о нашем открытии, тот заподозрит, что отряд, который мы увидели, тут не единственный. Заподозрит — и примет меры. Он человек опытный.
Сейчас наш караван, наверное, уже двинулся, пустился в бегство к морю, но стоит появиться здесь, в лагере, отряду разведчиков — и все войско тут же вскочит в седло.
Как остановить их? Задержать, хоть ненадолго?
Вдалеке показалась группа всадников, скакавших к печенежскому лагерю, и человека, едущего на великолепном сером коне — определенно, второго такого и быть не могло! — этого человека я узнал даже на таком расстоянии.
Князь Юрий!
Они находились ещё довольно далеко, оставалось время подумать, но решение пришло в голову сразу и само собой — только так и может прийти подобная мысль.
Мне нужно любым способом оттянуть нападение на караван, задержать печенегов в лагере, а для них — так, по крайней мере, я слышал, — нет большего удовольствия, чем посмотреть на хороший бой.
Появление князя Юрия могло означать только одно: он приехал, чтобы предложить им свои услуги против нас — если не сделал такого предложения ещё раньше. Следовательно, князь Юрий — мой враг.
Я намеренно выехал на ярко освещенное солнцем место и снял тунику, чтобы солнце сверкало на моих полированных доспехах. Я хотел, чтобы меня заметили издали; они должны меня заметить.
— Ну что ж, Айеша, будем надеяться, что ты не дурака возишь в седле, и что клинок у него сегодня будет резать как следует!
Я слегка тронул пяткой свою кобылку и поехал вниз по длинному склону к лагерю врагов. Я сидел в седле очень прямо. Лошадь шла легким галопом.
Может быть, я еду прямиком к своей смерти, однако нужно любой ценой выиграть время для каравана, для моих друзей. Иначе у них не будет никакой надежды.
И у Сюзанны не будет.
Глава 39
В лагере издалека заметили мое приближение, но я ехал, как едет гость, а гостей они уважали. Моя дорога привела меня в лагерь с противоположной стороны от места въезда князя Юрия, как я и рассчитывал. Я сразу же осведомился о хане.
Они поняли это слово и, несомненно, сочли, что я приехал как посланник или как ожидаемый гость. Они приметили мои арабские доспехи, а когда разглядели Айешу, в толпе прокатился приглушенный говор.
Вокруг меня сомкнулись четверо всадников, и мы подъехали к шатру размером побольше остальных. Там уже находился князь Юрий, который уставился на меня с выражением полнейшего изумления, быстро уступившего место торжеству.
— Хватайте его! Он из каравана!
Не зная их языка, я воспользовался арабским, который многие из них, видимо, понимали:
— Я пришел в ваш стан по своей воле. Мне говорили, что народ Черных Шатров чтит законы гостеприимства.
Хан был широкоплечий, крепкий старик с кривыми ногами и угрюмым лицом.
— Зачем ты приехал сюда? — спросил он.
— В Киеве говорят, будто вы служите князю Юрию, — с бодрым видом соврал я, чтобы вынудить своего врага оправдываться, — но я не верю, что Хан Черных Шатров может служить кому бы то ни было.
Айеша переступила ногами, я похлопал её по шее и, когда она успокоилась, продолжал:
— Я приехал сюда, надеясь на твое гостеприимство и твое благородство, чтобы вызвать князя Юрия на поединок. Твои люди — сами известные мастера меча и уважают тех, кто умеет биться. Я не прошу твоей дружбы, хотя гордился бы дружбой с тобою; я прошу лишь справедливого обращения, которое, я уверен, ты мне обеспечишь. Даже враги ваши признают, — уверенно фантазировал я, — что кровь на ваших мечах никогда не была добыта предательством.
— Ты пришел сюда, в стан друзей князя Юрия, чтобы вызвать его на бой?
Глаза старого хана сверкнули, и я почувствовал, что завоевал его уважение — завоевал там, где его не удалось бы добиться больше ничем. Если что и умели ценить степные всадники, то только отвагу.
— Почему ты искал его?
— Потому, что он пытается заставить других биться вместо себя, и потому, что он подлец, трус и ублюдок, годный только на мясо для собак!
Князь Юрий выхватил меч.
— Клянусь всеми богами, за оскорбление ты заплатишь своей кровью!
— Что толку наполнять брюхо восточным ветром и произносить пустые и глупые речи? — заметил я презрительно. — Желаешь ты встретиться со мной пешим или на коне?
К этому времени вокруг собрались уже сотни ханских воинов — им хотелось увидеть поединок.
А я сейчас думал лишь об одном — как затянуть бой подольше. Отряд разведчиков, который я видел в степи, ещё не возвратился. Смогу ли я удержать печенегов, когда те прибудут? Каждая выигранная минута приближает моих друзей к морю и к кораблям, которые должны их ждать…
Вдруг раздались крики, и в лагерь влетел на скаку отряд всадников. Люди бросились послушать, что они скажут. Это были разведчики.
Я не успел.
Среди всей этой суматохи князь Юрий смотрел на меня с ненавистью. Вдруг он крикнул:
— Убейте его! Его приезд — только уловка, чтобы отвлечь ваше внимание!
— Это слова труса, — издевательски ухмыльнулся я, — который всегда убивает чужими руками.
— Он тебя вызвал, князь Юрий, — произнес чей-то голос. — Его вызов заслуживает уважения. Ты что, боишься его, что уклоняешься от поединка?
Этот голос!
Где я его слышал прежде?
— Он — наш враг, — холодно ответил князь Юрий. — Он появился здесь лишь для того, чтобы выиграть время.
— Много ли времени нужно нам, народу Черных Шатров? — Говоривший стоял позади меня. — Он пришел в наш в стан как гость, по своей воле, и имеет право свободно покинуть его, когда пожелает.
Note19
Печенеги были разбиты русскими в 1036 г. и покорены, часть их откочевала в низовья Дуная. В описываемое время герои романа могли столкнуться с кипчаками; русские называли их половцами, европейцы — куманами. Последнее название автор упоминает ниже.