Нам неизвестны первые акты, определявшие права жителей. Древнейший в этом акт, достигший нашего времени, принадлежит к 1315 году, когда Нормандия уже опять присоединена была к Франции. Из него видно, что жители Нормандии обязаны были нести определенные повинности и платить установленные налоги, но кроме того не могли ничего от них требовать; их нельзя было подвергать судебному допросу, разве только в уголовных преступлениях; сорокалетняя давность в Нормандии давала законные права; все нормандцы могли быть судимы только своими земляками. Такие изъятия составляли Конституционный акт или хартию нормандцев и в различных случаях утверждались со всеми обычными торжествами. Нигде не было издано столько постановлений для безопасности лиц и собственности; письменные приговоры употреблялись в Нормандии уже с начала XII века, почти за 200 лет до того времени, когда этот обычай принят был в прочих областях Франции.
У потомков норманнов черту их северного происхождения составляла решительная склонность к охоте, рыбной ловле и морским путешествиям; в последующих веках из Нормандии вышло много мореплавателей. В X столетии были построены Дьепп, Шербур, Гонфлер, Барфлер, были гавани, посещаемые бесчисленным множеством иноземных торговых кораблей: это исходные точки мореходства норманндцев. Они обогащались трудом, торговлей и мореплаванием и знали им цену. С тем вместе сохраняли наследственную воинственность и страсть к поэзии. Ни в одной французской области поединки и решение ссор оружием не находилось в таком общем употреблении, как в Нормандии; вызывали друг друга на Holm-gang (прогулку на островок), сражались в загороженном месте и на открытом поле; скандинавские турниры переселились на почву Франции. На пирах сочинялись песни, рассказывали саги, были забавы и развлечения гостей.
В это время в южной Франции, в местах, лежащих близ Средиземного моря, особенно в блестящую эпоху Беренгаров, графов из Арагонского дома,[75] трубадуры, рыцари и странствующие певцы воспевали на провансальском языке любовь и красоту в изящных канцонах, прекрасные, как природа, среди которой они родились; в очаровательных идиллиях (Pastourelles) описывали прелести сельской жизни, а в тенцонах рассуждали о метафизических вопросах перед учрежденным, для того судилищем; в сирвентах изображали сатирическими чертами их нравы. Нормандские скальды пели подвиги храбрых, эта сила выражения и смелое воображение дали направление северной французской поэзии, которая после вибирала преимущественно эпико-романтический род.
Особо по завоевании Англии, среди колебавших умы крестовых походов, когда чудесные сказания Востока переправились в Европу и круг понятий расширился, поэтический образ выражения в Нормандии получил более изящественную и «восхищал толпу прелестью картин, которые могли привести для нормандцев в забвение ту жалкую землю, где они жили». Вильгельм Завоеватель имел скальдов при своем дворе, которые пели большие поэтические поэмы, написанные англо-норманнами, или стихотворные героические саги (начало наших романов),[76] суть первого произведения изящного искусства французов. Провансальская муза умолкла, сам язык пришел в упадок во время долгой кровопролитной войны в XIII столетии с еретиками-альбигойцами, от которой одичала южная Франция. Северный диалект, на котором англо-норманны сочиняли свои песни, сделался господствующим, придворным и литературным языком Франции. Рольф, основатель нормандского государства, умер в Руане в 931 году, после 19-летнего мудрого правления. Его прах покоится в одной из часовен соборной Руанской церкви, где еще ныне можно видеть его гробницу напротив гробницы его сына. Ордерик Виталий рассказывает, что Маврикий, архиепископ Руанский с 1055 по 1067 год, принесший прах Рольфа в соборную Руанскую церковь, где покоится он и теперь, вырезал золотыми, литерами на его гробу следующую надпись;
При его ближайших преемниках юное нормандское государство подверглось великой опасности. Вильгельм, сын и преемник Рольфа, воспитывался среди монахов и сначала обнаруживал слабый, непостоянный характер. Он жил в большой дружбе с французами и многих из них принял в свой совет.[78]
Это не понравилось норманнам, которые начинали опасаться, что у них отнимут земли, розданные им прежде. Они возненавидели Вильгельма и говорили, что он больше француз, чем норманн. Один вождь, по имени Риульф, стал во главе недовольных. Они согласились взаимно защищать свои владения и, для большего усиления и безопасности, направили посольство к герцогу с требованием, чтобы он уступил им землю между Сеной и Риллем. Вильгельм ответил, что не может отдать им эту землю; зато надарит браслетов, панцирей, поясов, шлемов, красивых лошадей и в золото оправленных секир и мечей, если они останутся его верными приверженцами, во всем станет слушаться их совета, у него будут общие с ними враги и друзья.
Еще больше ободренные этим ответом и опасаясь, что не хочетт ли герцог усыпить их обещаниями, недовольные собрались и пошли к Руану. В испуге Вильгельм предложил им еще больше земли, нежели они требовали сначала. Риульф ответил, что они не признают Вильгельма герцогом; пусть он оставит Руан и отправится во Францию к своей родне и друзьям, в противном случае они возьмут приступом город и не пощадят никого, ни даже самого герцога. Дрожа от страха, Вильгельм с телохранителями и вельможами ушел на гору за Руаном, откуда можно было видеть войско бунтовщиков.
Нашедши их многочисленнее своего войска, он сказал Бернгарду Датчанину, главному вождю и советнику своему, чтобы тот отправился к его двоюродному брату, графу Сенлис, попросил у него помощи и, вернувшись с ней назад, истребил этих бунтовщиков до последнего со всем их родом. «До реки Эпте я последую за тобой, — отвечал Бернгард, — но не пойду во Францию; я прежде воевал там вместе с твоим отцом и перебил много франков; их потомки еще живы и неласково посмотрят на нас. Неужели для тебя лучше вести бесполезную жизнь в презрении, питаясь милостыней, нежели управлять твоей землей и защищать? Я и мои товарищи с тобой не поедем. Скорее мы сядем на корабли, отправимся на север и поищем себе князя и защитника, достойного править таким герцогством. Женоподобный человек! Тебе не царствовать над нами долее, потому что боишься смерти от руки врагов».
Эта речь пристыдила и рассердила Вильгельма, однако ж образумила. Он объявил, что примет над своими начальство и нападет на неприятеля. Триста человек тотчас ударили в щиты в знак того, что готовы идти с ним на смерть. Мятежники после прежних переговоров не ожидали каких-нибудь сильных мер от Вильгельма. Но в ту минуту, когда всего менее ожидали нападения, Вильгельм и Бернгард Датчанин, во главе отборного войска, бросились с горы, истребляя на пути все мечом и копьем, вогнали один отряд в Сену, рассеяли прочие, разрушили палатки и одержали решительную победу.
Такой успех вместе с прежним происшествием спасительно повлиял на Вильгельма, пробудив усыпленные в нем добрые и благородные качества: с тех пор он стал способным правителем и снова приобрел любовь и уважение норманнов. Молва о его значении и храбрости собрала вокруг него множество ратных людей из Скандинавии, Англии, Ирландии, Фландрии, Бургундии и со всей остальной Франции. Герцог Лотарингский, Генрих, описывал Оттону I, королю Германии и потом императору могущество Нормандского герцога: «Никто, — говорил он — не мог сравняться с ним: он окружен был дворянами и знатными людьми и сверх того имел бесчисленное множество подручников и рабов, обедал на золотых блюд и пил из золотых кубков; ни убийства, ни грабежа, ни воровства не случалось в его земле; все жили в безопасносности, мирно и согласно друг с другом».
76
Это имя они получили оттого, что первые из них написаны на образовавшемся из латинского романском языке
77
Эпитафия представляет собой весьма ценный и многоплановый исторический источник, не чуждый своеобразного пафоса и поэзии. В ней описывается бурная жизнь Рольфа, в ходе которой его дружины наподили ужас на фризов, жителей Парижа и Бяйе, три десятилетия заливали кроdью землю древней Галлии, и не было ничего страшнее для франков, чем клич его воинов, а в результате, после многих кровопролитий, пожаров и разграблений, викинг «заслужил крещение» — и, таким образом, все прежние грехи аннулировались. «Как прежде был волком, так после стал кротким агнцем». В этой надписи причудливо переплелись черты описания подвигов героя, сделанного в духе северной традиции и вполне уместного на каком-нибудь руническом камне, и формулы и дух христианской эпитафии. (прим. ред.)
78
История Нормандии в X в, является хрестоматийным примером чрезвычайно быстрой ассимиляции скандинавов. Уже во втором поколении датчане и норвежцы, переселившиеся сюда вслед за Рольфом, утрачивали и скандинавский язык, и скандинавские имена, превращаясь во французских рыцарей. Единственное, что продолжало в них жить неизменно, — это воинственный дух их северной родины (прим. ред.)