Только в исходе XII века, когда король Сверрир прохо дил эти страны, падают на них первые лучи истории. Когда Сверрир, около 1177 года, хотел отправиться из южном Норвегии в Трондхейм, но не осмеливался, по причине вооружений своих врагов, идти через норвежские владения, он направил путь в Вермландию, прошел лес длиной в 12 миль, ныне населяемый финнами, в Экесхерад, лежащий на границе Далекарлии, оттуда также лесом, которым еще теперь называется десятимильным, пограничным между Вермландией и Далекарлией; кажется, при Малунге попалось ему населенное место в западной Далекарлии; но оттуда дорога шла третьим лесом в 12 миль длиною,[239] и только потом Сверрир добрался до населенных мест (Jren baeraland), по всей вероятности, в восточной Далекарлии, может быть, в приходах Море или Эльфдале. В дороге по этой дикой стране король и его спутники питались мясом птиц и зверей, которых убивали стрелами; путь шел болотами, дремучими лесами, утесами и горами, притом в такое время года, когда в лесах тает снег, а на водах Сверрир и его спутники боролись с невероятными затруднениями. В восточной Далекарлии жили еще язычники, никогда не видавшие короля и даже не знавшие, человек он или зверь. Однако ж они хорошо приняли Сверрира, пособили ему в путешествии. Через болота и топи, великие реки, озера и леса, длиною в восемнадцать роздыхов, Сверрир дошел до Херьедалена,[240] оттуда, прежде чем добрал до Ямталанда, он должен был опять идти лесом длиною менее 38 роздыхов. В этой дороге путники не имели для пищи ничего, кроме лыка, древесной коры, да еще ягод, пролежавших под снегом зиму.
Херьедален, где останавливался Сверрир, был уже населен; одна древняя сага сохранила воспоминание о том времени, когда эта страна, еще необитаемая, получила своих первых жителей. У короля Хальфдана Черного, отца Харальда Харфагра, был знаменосец, Херюльф. Он пользовался особенным расположением короля; но однажды, на праздничном пиру, в сердцах ударил какого-то придворного кубком, оправленным в серебро. Удар был так силен, что кубок разбился, придворный умер в то же мгновение. Херюльф спасся бегством. Он прибыл в Упсалу, к королю Эрику Эмундсону, который принял его ласково и взял в свою службу. Но Херюльф бежал и оттуда с сестрою короля, Ингеборгою, которую любил и был любим взаимно. Они бежали очень далеко, на границы Норвегии, и там, неподалеку одной горы, поселились в большой долине на р. Люсне. Еще ныне показывают курган, поросший деревьями, хранящий прах Херюльфа и его сокровища. Неподалеку его, на реке Герье, за четыре мили от Лилль Гердальскирхе, находится местечко Сиефваллен: там жили Херюльф и Ингеборга. Эта сага, похожая на сказания о населении Ямталанда и северного Хельмигсланда, указывает на первоначальное занятие этих стран поселенцами из пограничной Норвегии.
Напротив, свеоны населили прибрежную часть Хельсингеланда; оттуда их поселения простирались вдоль берегов, от Медельпада и Ангерманландии до Вестерботнии, потом, отступив от берега, тянулись по рекам в глубину лесов: тут шведы (свеоны) вырубали деревья, строили дворы, пахали землю, охотились за зверями и ловили рыбу. Население Норрландии с двух сторон и двумя племенами объясняется также различием в свойствах, нравах, обычаях языке; это различие встречается не только между некоторыми областями Норрландии, но и между разными уездами одной и той же области.
Впрочем, о том, как далеко простиралось заселение во времена язычества и в каком направлении распространилось оно, мы имеем в остатках древности, родовых курганах и рунических камнях единственное достоверное свидетельство там, где все прочие известия молчат. Последние родовые курганы к северу встречаются в южной Вестерботнии, и округе Умео;[241] последний рунический камень — в округе Нордингра в Ангерманландии. Впрочем, они встречаются и в Медельпаде, в Хельсингеланде, Гестрикланде и в Херьедалене. Они не удаляются от морского берега и только поблизости больших озер и рек попадаются внутри страны. Это доказывает, что внутренность страны долгое время оставлялась пустынною и лесистою и что самые древние поселения находились на морском берегу и на больших внутренних озерах, откуда простирались все далее к северу и по рекам, впадающим в эти озера; речные долины по всему их протяжению и страны около великих вод населены были прежде других; однако ж поселения уклонялись и в сторону, по мере того, как размножались люди и редели леса.
И случайные события давали многим странам первые обитателей. Многие, не успев снискать расположения родителей тех девушек, которые им нравились, убегали с ними и селились в лесной глуши;[242] злодеи, объявленные вне закона, убийцы, боявшиеся родных и друзей убитого, искали и всегда находили верное убежище в дремучих лесах, которые от того кишели разбойниками во многих местах; нередко в самых диких пустынях встречались обитатели; в самой глуши попадались отдельные дворы и хижины, столь отдаленные от обитаемых мест и друг от друга, что их владельцы во всю жизнь не видали других людей, кроме своих домашних[243]
Сказания о населении острова Исландия в IX веке знакомят нас с теми обрядами, которые употреблялись норманнами при занятии необитаемых стран; при этом случае мы можем также наблюдать, как из соединения патриархальых семейств образовались первые гражданские общества.
В Исландию обратились искать убежища многие, особенно из Норвегии, в то время, когда Харальд Харфагр силою захватил верховную власть в этой стране и сделался единовластным. Переселенцы были вождями из знатного рода, люди богатые; их гордый, властолюбивый дух неохотно подчинялся чужой воле; они владели кораблями и деньгами для вооружения в дальние походы. Такой вождь брал с собою семейство, прислугу, скот, домашнюю утварь и все обходимое для будущего отечества. С ним вместе отоплялись друзья, родные, названые братья и другие свободные люди, сопровождавшие его в прежних походах и привыкшие почитать его старшим в своей среде.
Его спутниками в эту дорогу были также домашние духи-покровители, образы которых вырезались на столбиках, всегда стоявших в домах по обеим сторонам высоких кресел главы семейства. Когда к неизвестной земле подъезжали так близко, что видны были ее берега, тогда начальник корабля, правитель переселенцев, брал священные столбики и, призывая Тора, бросал их в море: там, где они приставали к берегу, вождь полагал основание новому двору и снова ставил их возле своих кресел. Потом он обходил с огнем новую землю или зажигал большие огни вокруг нее. Обозначив так границы земли, которой хотел владеть (что называлось освящать для себя огнем землю), он разделял между родными, друзьями и прочими спутниками. Все люди, связанные родством и дружбой, составляли особенное общество, семейство, племя.
Взявший во владение землю становился главою того посения, которое основалось на ней; храм, выстроенный возле его двора, со священным кольцом Фрейра на жертвеннике, был средоточием юного государства. Там приносили жертвы; на содержание храма платилась особенная подать с каждого двора, называемая Hoftollr, храмовая подать; там же было и место тинга, суда, где собирались для общих совещаний и решения тяжебных дел по естественному праву или по законным обрядам, принесенным из отчизны. Глава племени был хранителем храма и верховным жрецом; в этом звании он заседал с 12 от него избранными мужами на тинге и разбирал тяжбы; тогда он держал в руке священное храмовое кольцо, символ вечности; пред кольцом, погруженным в кровь жертвы, приносились все клятвы, с призыванием Фрейра и Ньерда и всемогущих асов. Все очень тесно соединялось с религией; вся власть вождя преимущественно основывалась на его значении как верховного жреца и прорицателя воли богов. Потому и название Gode, годи, или Godordsman, означавшее занятие жреца, было титло, принадлежавшее вождю, как начальнику области или округа (Haerad); сама должность его и округ назывались Godord.
239
Под этими милями надобна разуметь древние, так называемые лесные мили, соответствующие почти теперешней шведской полумиле.
240
Расстояние между местами на сухом пути, измерялось «растами» (роздыхами), а в море «виками»
241
Именно при деревне Klabbole. Однако ж сомнительно, родовые ли курганы и холмы или естественные возвышения.