Или, действительно, дым?
Некоторое время стоял, прислушивался. Кажется, различил слабый отголосок собачьего лая, но уверенности не было.
Рассудив, что пресловутая синица все же лучше мифического журавля, стал решительно взбираться по уже вполне доступному склону.
И тут снова раздался вой. Теперь он звучал отчетливее, и его нельзя было спутать с ветром…
Наверху снега было меньше. Иногда даже встречались лысые островки промерзшей земли.
Игорь без труда добрался до нужного места, однако, к автомобилю пришлось спускаться проверенным способом — на спине. Набрав скорость, он едва не промчался мимо машины. Лишь в последний момент успел ухватиться за кстати, подвернувшееся растение.
Оказавшись рядом с «Таврией», почувствовал себя, словно вернулся к родимому дому…
Игорь уже собрался вытаскивать из багажника запасное колесо, когда в голову пришла иная мысль. На нее натолкнуло железное ведро, наполненное старой ветошью.
Ведь это — готовая печка!
Идея выкачивать бензин, а, тем более, отсоединять шланг бензонасоса, показалась глупой и непрактичной. Достаточно намотать ветошь на проволоку и окунуть в бак.
Ветошь привязывал тщательно, не дай Бог, чтобы тряпка в баке застряла, и вскоре в перевернутом набок ведре пылал уютный огонек, а сверху сушились обувь и носки. Ноги, предварительно растерев снегом, Игорь укутал покрывалом, застилавшем заднее сидение.
Жизнь вроде бы наладилась. Согрелось не только тело, потеплело на душе.
До рассвета оставалось каких-нибудь десять часов…
Господи, это же — Вечность!
Отвлечься от прозы жизни надолго не удалось. Бензин выгорел, огонь потускнел, тряпка обуглилась и стала распадаться на красноватые искры. Раскаленный металл еще хранил благотворное тепло, но был слишком тонким, чтобы удержать его.
Игорь отметил, что тряпка горела около пятнадцати минут. И ужаснулся. При таких темпах бензина до утра не хватит…
Из головы не уходил волчий вой. И хотя он не повторялся, да и местность, благодаря яркой луне просматривалась хорошо, на душе было неспокойно. Рядом с автомобилем еще можно чувствовать себя в относительной безопасности. А если голодная свора застанет вдали от него? Убежать не удастся…
Вопреки тревожным мыслям, стояла чудная тишина. Ни ветер, ни иные звуки не нарушали ее. Лишь слабый, успокаивающий гул бьющегося о металл огня…
Представилась уютная комнатка, пылающий очаг, горячая еда… И хотя кушать не хотелось, именно еда завершала целостность картинки. Исходящий от нарисованного воображением котелка пар, завладел сознанием и настойчиво манил к себе.
Волки… Подумаешь, волки… Где они? Не видно. А дровишки в любом случае нужны. Иначе от него до утра льдинка останется. Эдакий памятник трусливой глупости. А до деревни, может, всего пару сотен шагов. Десять минут ходьбы. Ну, двадцать, при нынешнем раскладе… Учитывая перспективу длиннющей ночи — совсем ничего.
Наученный недавним горьким опытом, Игорь проверил наличие спичек, бросил в остывшее ведро очередную вымоченную в бензине тряпку. Затем привязал к крюку длинную парашютную стропу, она всегда лежала в багажнике вместо буксировочного троса, и без приключений спустился на дно оврага.
Игоря не покидало ощущение, что, происходящее с ним, уже когда-то было. Навязчивое «дежа вю» состояло из обрывочных фрагментов, молниями вспыхивающих в мозгу и тут же исчезающих. Настолько быстро, что память не успевала их зафиксировать, упорядочить и объяснить. Возможно, всплывали наружу увиденные когда-то и позабытые сновидения, может картинки рисовало подсознание, запечатлевшее их в очень раннем детстве, или пробудилась генная память, указывая, что подобное случалось с кем-то из его предков? А, может, перегорели от напряжения предохранители, защищающие сознание, открыв тем самым путь прогрессирующему сумасшествию?..
Приблизившись к пруду, Игорь замешкался: идти в обход или рискнуть по льду? Напрямик было проще. Не надо никуда взбираться, поверхность гладкая, ровная. Но, едва подошел к зарослям камыша, под ногами угрожающе затрещало.
Полагаясь на интуицию, отправился ближним берегом. Он казался более проходимым. Но только визуально. Скрытые под снегом корни деревьев, ямы и бугорки так и норовили свалить на землю. Несколько раз Игорь падал и, поднявшись, обязательно проверял, на месте ли спички? Ведь в маленьких деревяшечках, если поблизости не окажется жилья, заключалась единственная надежда на спасение.
Снова подали голос хищники. Их вой был едва слышен, достигал издалека и казался неопасным.
Гораздо больше страха донимал холод. Сначала занемели руки, особенно та, в которой держал ведро, затем ноги. Окрепший мороз щипал нос и щеки. Хотелось остановиться, разжечь костер и хоть немножко согреться, но он убеждал себя пройти еще немного, хотя бы до того дерева, потом еще и еще…
Наконец, свалившись в очередной раз, он понял, что больше не сможет подняться.
Да и зачем?
Лежать, пусть даже в холодном снегу (а он сейчас вовсе не казался холодным, наоборот, мягким и пушистым, словно перина) гораздо приятнее, чем напрягаться неизвестно ради чего.
Вероятно, этот миг стал бы последним в его жизни, если бы не прозвучал в уже потухающем сознании далекий и нереальный, однако, достаточно отчетливый, чтобы быть услышанным, голос Татьяны:
— Я позвоню через пару дней…
Непослушные деревянные пальцы пробрались в карман, нащупали заветный коробок. А, вытащив его, тут же бессильно разжались.
Спички!
Сигнал тревоги прозвучал едва ли не сильнее, чем голос любимой девушки. И Игорь, еще секунду назад готовый безропотно смириться с неизбежным, начал отчаянно перелопачивать снег.
Коробок был где-то рядом, но поиск шел вслепую, наощупь. Несколько раз замерзшие пальцы натыкались на него, не распознавали и продолжали разгребать снег дальше. Когда уже совсем отчаялся, спичечный коробок неожиданно сам, как будто посланный с небес, свалился на колени. Игорь долго не решался к нему притронуться, боялся, что тот растает, словно мираж… А когда понял, что такое не случится, стал с ожесточением растирать руки снегом, пока они, распухнув и покраснев, не стали отдаваться жестокой, до слез в глазах, болью.
Боль пробудила сознание. Оно очнулось, запульсировало, излучая сигналы панического страха. Именно этого чувства так не хватало для осознанных действий. Страха замерзнуть и умереть, страха, что спички отсырели и не зажгутся, страха, что распухшие пальцы не смогут удержать тоненькую соломинку… А ведь еще нужно попасть крошечной головкой в терку и, если огонек появится, удержать его…
Кстати, где же ведро?
Ах, вот…
Только почему в нем так много снега?
Да ведь он сам его набросал, когда искал спички…
Зажав в зубах коробок, Игорь выдрал успевшую смерзнуться тряпку и, как мог, вытрусил. Перевернул ведро, заколотил в него кулаками, выбивая смешавшийся с бензином снег.
Первая спичка, сломавшись, отлетела в сторону. Вторая выскользнула и утонула в белой, изрядно потоптанной, массе. У третьей раскрошилась головка даже без намека на искру. Затем картонный коробок расслоился, и почти все его содержимое высыпалось под ноги. Осталось спичек пять, не больше. Отчаяние готово было вспыхнуть с новой силой, но его опередил тоненький, едва слышный голосок:
— Я позвоню…
Игорь не удержался и заплакал. Слезы струйками сбегали по щекам, сердце разрывалось от обиды и жалости к себе.
Вытащив очередную спичку, Игорь снял шапочку и стал отчаянно тереть головку об волосы. Потом то же самое проделал с теркой.
Если и сейчас не получится…
Думать о том, что произойдет, не хотелось. Он и так понимал, что использует последний шанс.
В первый раз ничего не вышло. Наверное, чиркнул слишком слабо. Сразу же повторил попытку. И, о чудо! Раздался слабенький треск, на кончике тоненькой деревяшки возник оранжевый огонек. Осторожно, боясь выдохнуть, поднес его к жесткой замерзшей тряпке. Невыносимо долго она сопротивлялась, и лишь, когда спичка, сгорев, начала обжигать пальцы, сжалобилась, изрыгнув слабый язычок синего пламени…