– Наслышан, – мужчина улыбнулся и поправил на руке тонкую лайковую перчатку, – безусловно, это твой шедевр. Лучшее. Но всему свое время, Богдан. Твоя жизнь – твои правила.
– То есть я могу остаться? – он посмотрел на мужчину.
– Можешь, – ответил тот, но вопрос – хочешь ли? А если хочешь, то сможешь ли? Видишь, Богдан, ты не готов дать ответы на эти вопросы. Я вижу, что ты нашел начало ниточки, но клубок есть клубок. И иногда этот клубок змеиный. Помнишь мой перстень? Ты тогда спрашивал – что это? – Богдан кивнул, – Когда-то это тоже был мой выбор – кем мне остаться – человеком или чудовищем, которым ты меня представляешь. Моя жизнь так же, как и твоя, состояла из бесконечных выборов, и не всегда они были правильными. Только я научился задавать вопросы, в первую очередь самому себе. И благодаря этому я стал тем, кто я сейчас. Так вот, этот перстень был знаком того, что я создал и того, что сам потом и уничтожил. Жалею я об этом? Нет, Богдан. Если бы была возможность отмотать время и не создавать это, я, конечно, это бы не создал. Но мы не умеем возвращаться в прошлое. Человечество так и не смогло придумать машину времени. Прощение себя в нас самих, приятель. Твои друзья вернулись. Вернулись другими. Но один твой друг никуда не уходил. Вернее, я ему не помогал. Поэтому его могилы нет среди ваших там, на Хованском. Хотя его я должен был спасать в первую очередь.
– Вы про Холода? – спросил Богдан.
– Про своего сына, – ответил мужчина, глядя на опешившего Богдана, – ты, наверное, просто стеснялся спросить, почему мы похожи. Я спас всех вас, кроме своего сына. Знаешь почему?
– Нет, – покачал головой Богдан.
– Потому что он единственный из вас верил и продолжает верить в то, что все вы его друзья. Да, вы его предали, он ненавидел вас, но, когда вы возвращались, он встречал вас, как старых друзей, а не как врагов. И пускай он лучше ненавидит меня, но не вас. А вот ты, Богдан, способен простить того, кто тебя предал?
– Если я буду знать правду… – начал Богдан, но мужчина остановил его:
– А если правда окажется не такой, какую ты ждешь, и выяснится, что тебя никто не предавал? Что ты сделаешь? – мужчина пристально посмотрел на Богдана, – Возненавидишь меня за эти двадцать лет на кладбище? Тогда ответь на вопрос – почему ты оттуда не ушел? У тебя не было охраны. Ты видел, как твои друзья приходили на свои могилы, клали туда цветы, и тебе, кстати, тоже. Но ты не подошел ни к одному из них. Знаешь почему? Ты боялся. Себя, их… Это уже не важно. Ты даже сейчас боишься сказать, что ты уходишь и что ты уже всё решил. Остался один камень на твоем кладбище. И ты будешь за него цепляться до конца. Я тебя спас тогда, и знаешь, что я понял? Ты хотел сдохнуть, но боялся умереть. Абсурд. Иди и скажи ей: «Всё, я ухожу! Я хочу вернуться к своим друзьям, отомстить одному, попросить прощения у других и стать тем самым Могилой, вернувшись в ту точку, с которой я покатился вниз». Только ты уже не Могила. Ты Богдан. Может ты и не стал лучше, но ты стал мудрее. Так прояви мудрость. Не сейчас, но хотя бы прояви. Я знаю, ты боишься. Я тоже боялся. Боялся встретиться со своим сыном, зная, как сильно он ненавидит меня. Мы и сейчас с ним не очень близки. При последней нашей встрече он даже убил меня, – мужчина рассмеялся, – но я верю, что когда-нибудь мы поговорим. Только вот я поговорю сам, а тебя к этому должен кто-то подталкивать. У тебя есть с кем поговорить. Но если ты хочешь помолчать, то возвращайся на свое кладбище и молчи. И если еще во что-то веришь и надеешься, то жди других, кто скажет это вместо тебя. Такие люди есть, поверь. Только не посылай их, пожалуйста, на хер. Ну что, все-таки поехали?
Богдан кивнул и опустил голову.
7 глава - 18
Кристина проснулась и сразу поняла – он ушел. На кухне на столе лежал ключ от библиотеки и первый томик Шекспира в потрепанной обложке. Казалось, он что-то хотел ей сказать. Но получилось очень нелепо: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте».
Да… киллер Ромео и что-то придумавший себе судмедэксперт Джульетта. Кристина вздохнула и, запрокинув голову, загнала назад предательски набежавшую слезу. Видимо она не та, ради кого стоит оставаться. Сначала отец. Потом мать, теперь он. И все они это сделали не попрощавшись. Может дело не в них, а в ней? Может быть она какая-то не такая, не правильная? Верит в сказки, которые сама и придумала. В сказки, в которых убийцы – добрые и понимающие, верные друзья – это законченные предатели и гады, а отцы и дети – это самые ненавидящие в этом мире друг друга люди. Те, кто любит друг друга – циничные подонки. И есть только Вадики с их мамами и котами, от которых ты никуда не денешься и пойдешь в итоге с ними в ЗАГС, чтобы не остаться старой, никому не нужной девой, которая спиваясь после сорока начнет вешаться на первого попавшегося мужчину, как ее мамаша...