Как только начало едва-едва светать, он вышел во двор, с удовольствием подмел его, думая: какое счастье, скоро все изменится в жизни, скоро он закончит институт и ему уже не надо будет подрабатывать дворником. Он будет ездить по всей стране. И она… Вдруг она захочет встречаться с ним?..
Вернувшись домой, он немножко подремал, чтобы были силы, потом принес с рынка два гигантских баула с провизией. Потом он несколько раз ходил на цветочный рынок, что возле Белорусского вокзала, и принес домой очень много разных цветов для нее. Цветы заполнили собой всю комнату. Их запахи причудливо переплетались, громче всех пахли лилии и темные розы.
Он до блеска вычистил квартиру — вся экспозиция музея беспорядка ушла в запасники. Стол, накрытый белой скатертью, украсили всевозможные закуски и салаты. К ее приходу он даже купил новые столовые приборы — они так весело поблескивали на солнце.
К пяти часам вечера все было основательно готово. Чтобы заполнить ожидание, он взял лист картона и стал рисовать ее акварелью. Никогда еще рисование не доставляло ему такого наслаждения — он остро чувствовал запах каждой краски, размер каждого положенного штриха. Черная краска ее волос обладала вкусом спелой черной вишни, цвет ее кожи источал волнующий запах солнечного осеннего полдня, насыщенного золотым дыханием осыпающихся листьев, слегка спекшихся на бойком солнечном огоньке. Линии ее фигуры ложились на бумагу сами, почти без его помощи. Он изобразил ее такою, какой увидел впервые — руки решительно всунуты в карманы клетчатого светлого платья, пятка левой ноги уперлась в землю, так что носок белого ботинка висит в воздухе, рот приоткрыт, и кончик языка уперся в ложбинку между зубами и нёбом, щеки раскрасневшиеся и горячие, волосы такие, что в них угадывается дождь, который вот уже так скоро обрушится с неба и познакомит их.
Портрет вышел неплохо. Он настолько увлекся им, что не заметил, как прошло три часа. За окном уже мерещились сумерки, часы показывали без пяти восемь. Несколько минут назад он молил: задержись еще на секунду, дай мне наложить последнюю краску, чтобы ты смогла увидеть законченную акварель. Теперь он разочарованно оглядывался по сторонам и прислушивался к звукам в подъезде — где же ты? Почему тебя до сих пор нет?
Комната не стояла на ногах от мощного запаха множества цветов, сгорал от нетерпения сервированный стол, а на стуле блестел еще не высохшей акварелью почти законченный портрет.
Он вышел во двор. Шелестели деревья. Высоко в темнеющем небе маленькие, как букашки, ползали птицы. В сердце своем он слышал стук ее каблучков. Потрогав ладонью воздух, он ощутил, что приближается ночь, теплая, как ее кожа, прикоснувшаяся к его ладони, когда он помог ей сойти с трапа речного трамвайчика.
Ветер внезапно замер, деревья уронили ветви, застыли листья, и вдруг формы поплыли, сумерки заполнили аквариум двора голубовато-изумрудной водою, кусты округлились и выровнялись в ряд, а липы, клены и тополя неторопливо, соблюдая строгую очередность, начали превращаться в стройные пирамиды, шары, грушевидности и дирижаблеобразности.
Потом вдруг из окон домов донеслись позывные программы «Время» — девять часов. Сумерки окончательно исчезали, ночь все более сгущалась. Он вздрогнул и вернулся в дом. В квартире уже совсем пахло ночью, запах множества живых еще существ был сонный, тягучий.
Он сел к портрету и увидел, что еще многое нужно подправить, где-то сгустить, а где-то высветлить краску. Акварель высохла и выглядела уже совсем не так, как когда была влажной. Торопливо, боясь, что она вот-вот придет и застанет неоконченную акварель, он принялся макать кисточку в воду, окунать в краски и сообщать краски с картоном. Он уже не просил ее обождать, пока он закончит. На сей раз он одновременно торопил и себя и ее: ну что же ты не идешь, иди скорее! быстрей освежи эту чересчур густую тень чистой водой! ну где же ты! куда ты повел эту линию, убери ее скорее! иди же! заканчивай свою мазню! иди! хватит! готово! да готово же, куда ты опять полез своей кисточкой! входи! звони! пускай в ход свои каблучки!
Наконец уже нечего было ни добавить, ни убрать. Акварель была готова. Почти совсем готова. Еще один раз приступить к ней со свежим глазом, и все будет окончательно на своих местах.
Он встал, суматошно прошелся по комнате, обратился к часам — пятнадцать минут одиннадцатого. И вдруг он почувствовал, что она уже пришла, что она уже где-то здесь, в квартире.