— Хорошо, — сказала королева, — я последую за вами! Потрудитесь вернуться тем же ходом, которым вы прошли сюда, а я выйду потайным. Мы встретимся с вами на набережной Сены у Лувра. Ступайте!
Королева накинула на себя плащ с капюшоном и направилась потайным ходом к потерне. Граф Кревкер вышел по большой лестнице; там он встретился с Нанси и обменялся с нею несколькими фразами.
В условленном месте он застал королеву. Взяв предложенную ей руку, она вместе со своим спутником направилась в город. Но не успели они сделать и пятидесяти шагов, как от угла одного из домов отделилась какая-то тень, и Екатерина увидела кавалера, закутанного в плащ и в шляпе, глубоко надвинутой на лоб. Этот человек подошел к ним и занял место по другую сторону королевы. Последняя невольно вздрогнула и теснее прижалась к графу.
— О, не беспокойтесь, ваше величество, — сказал ей тогда Кревкер, — это наш человек! Он, так же как и я, состоит на службе у герцога Гиза, его зовут сир Лев д'Арнембург!
Они пошли дальше. Через несколько улиц от угла дома вновь отделилась тень, и к ним присоединился третий кавалер, одетый совершенно так же, как Кревкер и Арнембург.
— Не пугайтесь и этого, ваше величество, — сказал тогда граф. — Это тоже из наших, барон ван Саарбрюк к услугам вашего величества!
— Однако, господа! — гневно воскликнула королева. — Подобный эскорт был бы очень почетен, если бы не напоминал скорее шествия арестованного!
— Ваше величество, — ответил граф, — мы должны были гарантировать себя на всякий случай!
Королева прикусила губу и промолчала. Они вошли теперь в глухой переулок, как вдруг из одного дома послышались какое-то рычание и стоны.
— Боже мой, что тут происходит?! — в ужасе сказала королева.
IX
Королева Екатерина прислушалась, и вдруг ей показалось, что голос, моливший о пощаде, знаком ей.
— Боже мой, — сказала она, — можно бы поклясться, что это голос Паолы!
— Паолы? — удивленно переспросил граф Эрих.
— Да, это дочь Рене…
— Ах, так, так! Я уже слыхал об этой истории. Ее обесчестили уличные разбойники Парижа!
— Да, — грустно ответила Екатерина, — и я никак не могу найти ее!
В этот момент крики и стоны усилились.
— Господа! — робко сказала королева. — Нельзя ли помочь несчастной, которую здесь мучают? Быть может, это действительно Паола!
— Если вашему величеству угодно, то для нас это сущие пустяки, — ответил граф, дав знак своим товарищам.
Барон Конрад подошел к окну и постучал эфесом шпаги в дверь. В доме послышалось какое-то движение, затем одно из окон открылось, и показавшаяся в нем отвратительная голова спросила:
— Ты это, что ли. Герцог Египетский?
— Болван! — ответил ему Саарбрюк. — С тобой говорит истинный дворянин, который проткнет тебя насквозь шпагой, если ты сейчас же не откроешь двери!
— Плевать мне на дворян! — ответил оборванец, закрывая окно.
Барон ван Саарбрюк флегматически навалился плечом на дверь, та затрещала и поддалась. Граф Эрих и Лев стали за ним, королева осталась в нескольких шагах на улице.
Когда дверь распахнулась, странное зрелище представилось им. К столбу, подпиравшему покосившийся потолок, была привязана обнаженная женщина, окруженная четырьмя людьми. Трое из них — оборванные мужчины — сидели и пили вино. Это были Шмель, Одышка и Волчье Сердце. Четвертая — растрепанная женщина в оборванной юбке и расстегнутом лифе — узловатой веревкой хлестала привязанную к столбу женщину. Истязательницей была Фаринетта, истязуемой — Паола. Ее лицо носило следы глубоких страданий, глаза были совершенно мутны, на губах выступала кровавая пена, и вся кожа была испещрена кровавыми рубцами.
— Это Паола! — крикнула королева. Тогда граф обнажил шпагу, сделал несколько шагов вперед и крикнул:
— Эй вы, негодяи! Сейчас же отвязать эту женщину! Ну!
— Проваливай, молодчик! — ответил ему пьяный голос Шмеля.
Тогда граф и его товарищи выступили вперед. Товарищи мстительной Фаринетты тоже приняли оборонительную позицию. Одышка и Волчье Сердце обнажили ножи, Шмель вооружился большим каменным горшком. Но тут на авансцену выскочила Фаринетта и прикрикнула на негодяев:
— Погодите вы, скоты! Я и без вас столкуюсь с господами!
— Вот и хорошо! — ответил граф Эрих. — Девчонка очень зла, но красива, и мы выслушаем ее!
— Господа! — обратилась к ним красивая хулиганка, как теперь назвали бы Фаринетту. — Меня зову Фаринеттой, и я королева Двора Чудес. Как только истечет срок траура по моему первому супругу, Король Цыганский возьмет меня в жены. Вы должны были слышать имя моего первого мужа. Его звали Гаскариль, и он был повешен за вину негодяя-отравителя Рене. Эта женщина, которая снискала ваше сожаление, дочь Рене, и я должна выместить на ней безвинную кончину моего возлюбленного мужа. Это единственный способ достойно оплакать смерть достойного человека, и я надеюсь, господа, что теперь, когда вы узнали, в чем дело, вы не будете мешать мне и пойдете спокойно своей дорогой!
— Так! — сказал граф Эрих. — Ну-с, мы тебя выслушали! А теперь, милочка, отвяжи-ка эту девушку, накинь ей что-нибудь на плечи, и мы возьмем ее с собой!
— Да кто вы такие? — с бешенством крикнула Фаринетта.
— Мы? — ответил граф. — Да мы друзья Рене! Вопль бешенства был ему ответом на эту фразу. Фаринетта с диким воем кинулась к Паоле; Шмель, Волчье Сердце и Одышка снова надвинулись на молодых людей.
— А, так вы хотите взять от меня Паолу? — прохрипела Фаринетта. — Ну, так вы получите ее только мертвой! — И с этими словами она впилась пальцами в горло Паолы!
Товарищи достойной Фаринетты выдвинули в виде прикрытия стол, но граф Эрих одним прыжком перескочил через эту баррикаду, и Фаринетта, получив сильный удар шпагой плашмя, была принуждена выпустить шею Паолы. В тот же момент Шмель пустил в Эриха горшком. Но горшок разбился о столб, не причинив графу ни малейшего вреда, и в тот же миг колосс грузно рухнул на землю, сраженный пистолетным выстрелом Арнембурга. Что представляли собой ножи Волчьего Сердца и Одышки против трех шпаг и пистолетов?! Мудрено ли, что бродяги тут же запросили пощады.
— Ну так вон отсюда, дурачье! — крикнул им Эрих, и негодяи поспешили выбежать за дверь.
Арнембург отвязал девушку и накинул на ее обнаженное тело свой плащ.
— Дитя мое, наконец-то я нашла тебя! — сказала королева, подходя к Паоле.
Девушка искоса взглянула на королеву и засмеялась каким-то странным смехом: истязания свели ее с ума.
Через несколько минут королева-мать, трое лотарингских дворян и дочь Рене двинулись в путь. Они прошли еще сетью переулков, пока граф Эрих не остановился перед какой-то гостиницей. У ее запертых ворот он свистнул, и тогда калитка приоткрылась, и человек, просунувший голову через отверстие, спросил:
— Это вы?
— Да, это я! — ответил граф.
Калитка раскрылась, но ни единого луча света не блеснуло оттуда.
— Ваше величество, соблаговолите взять мою руку и разрешите проводить вас! — сказал граф.
— Но к чему — эти потемки? — пугливо спросила королева.
— Никто не должен видеть лицо герцога, кроме вас и нас!
Екатерина почувствовала, что ею одолевают дурные предчувствия, но ей было уже поздно отступать. Она взяла графа за руку и пошла за ним в этот дом, производивший впечатление настоящей западни.
Х
В сопровождении графа Эриха Екатерина сделала шагов тридцать по какому-то мрачному коридору, и тут показался слабый просвет. Это была дверь. Эрих постучал в нее.
— Войдите, — крикнул в ответ голос, который королева сейчас же узнала: это был голос Генриха Гиза.
Герцог, сидевший верхом на скамейке, при появлении королевы почтительно вскочил и низко поклонился ей. Граф Эрих вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Стараясь веселой улыбкой замаскировать охватившую ее жуть, Екатерина Медичи сказала: