«Алефтинка?»
«Да, Гершель».
«Ты — голографическая.
Но в то же время…
У тебя руки теплые.
И…
Капельки пота выступили.
На переносице.
И груди твои…»
«Гершель!
Не трать зря время.
Побежали веселиться, — Алефтинка заливисто засмеялась.
Ее груди упругие.
Дрожали.
Дрожали от страсти. — Не придумывай себе отмазки.
Назвал меня голографической.
Да, и если бы…
Если бы я была голографическая…
Все ты трусишь.
Помнишь, как на первом курсе?
Я предложила тебе.
Ты же отказался.
И убежал.
Теперь тоже боишься?
Смотри, Гершель, — Алефтинка погрозила мне пальчиком. — Я — твое счастье.
Упустишь.
И не поймаешь».
«Вот это ты зря сказала, Алефтинка, — я смотрел в сторону.
Постепенно остывал. — Напомнила мне о гимназии.
О моем поражении.
До свидания, Алефтинка».
Я высвободился из объятий.
И – дурак дураком — побрел дальше.
Нет.
Я не бежал.
УБЕГАЮТ ТРУСЫ, А Я ДО ТРУСА НЕ ДОРОС.
Около дороги росло дерево.
Огромное дерево.
Дерево грушевое.
На нижней ветке сидела…
Ингеборга.
Разумеется, обнаженная.
Сверкала прелестями.
Она сотрясала ветку.
«Гершель! — Ингеборга обрадовалась. — Залезай ко мне.
У меня здесь гнездо.
Вместе будем груши околачивать».
«Ингеборга!
ГЕРОИ ГРУШИ НЕ ОКОЛАЧИВАЮТ.
Герои по деревьям не лазают».
«Гершель?»
«Да, Ингеборга!»
«Я красивая.
Разве ты не видишь мою красоту?»
«Вижу!
Вижу твою красоту!
Ингеборга!
Ты надо мной сидишь.
На ветке.
Попка твоя видна.
Снизу прекрасно видно.
Ту самую.
Которая красота».
«Гершель!
Не упусти момент.
Помнишь, как ты один раз уже упустил?
В саду с грушами.
Я прислонилась к грушевому дереву.
Закрыла глаза.
А ты…
Ты сбежал».
«Ох, Ингеборга!
Напрасно ты мне напомнила.
Напомнила мне обо мне же.
Я опозорился тогда.
Поэтому сейчас у меня все опустилось.
В душе опустилось.
И ниже души опустилось.
Ухожу я от тебя, Ингеборга.
Не жалею.
Не зову.
Не плачу».
Я отправился дальше.
Конечно, я соврал Ингеборге.
Я жалел себя.
Я мысленно звал ее.
Я рыдал от отчаянья.
Что еще охранная система придумает?
Или — кого еще?
Дорога свернула.
Около дороги — канава.
В канаве стоит роскошная кровать.
На той кровати…
Блондинка и брюнетка.
Девушки того — погибшего — одного из Перетти.
«Гершель, — девушки голые.
Помахали мне ручками. — Иди к нам.
Мы подадим тебе кофе.
Кофе в постель.
Как подавали.
У нас уже вскипело.
Кофейник кипит.
И капает.
Капельный кофейник».
«Вы не настоящие.
Вы — голограммы».
«Ой, Гершель.
Бывают девушки настоящие.
Бывают голографические.
Бывают резиновые.
Бывают биороботы девушки.