Бывают девушки андроиды.
Какая тебе разница?
Мужчины разницы не замечают».
«Вот зря вы это сказали.
Так бы я прилег.
Отдохнул бы с вами.
Вы бы мне кофе подали.
Но после ваших слов.
Ну, зачем же сказали?»
ВСЕ ВСЕ ЗНАЮТ, НО ГОВОРИТЬ ОБ ЭТОМ НЕЛЬЗЯ.
Я дальше отправился.
В поле стояла кровать.
Около кровати пАром исходил кофейник.
Тоже — капельная система кофеварки.
На кровати возлежали.
Царственно возлежали две девушки.
Блестяще обнаженные.
Красавицы.
Я узнал их.
Рыженькая и шатенка.
Подружки второго погибшего дона Перетти!
«Гершель! — девушки обрадовались. — Иди к нам.
Мы тебе кофе в постель подадим».
«Ваши… коллеги тоже предлагали мне кофе.
Кофе в постель.
Потом все желание отбили».
«Гершель!
Не отказывай нам!
А то получится, как в тот раз.
Мы тебе кофе принесли.
В постель.
Ты испугался.
Мы кофе пролили.
На тебя.
На тебе…»
«ЭЭЭХ!
Это вы зря сказали.
Красавицы!
Зачем напомнили мне?
МУЖЧИНЫ НЕ ЛЮБЯТ, КОГДА ИМ НАПОМИНАЮТ ОБ ИХ ПОРАЖЕНИЯХ.
Ухожу от вас.
Злые вы».
И ушел.
Я злился на себя.
Но на себя долго злиться не получается.
Всегда найду себе оправдание.
А другим?
Нет.
Нет оправдания другим…
Дорога упиралась в…
В занавес уперлась дорога.
«Занавес сияет, — я цокал языком. — Голографическое золото».
Я отдернул занавес.
Вошел в огромный зал.
В зале стоял контейнер.
На контейнере сидела девушки.
Она откинула покрывало с лица.
Я узнал…
«Евгения!»
«Гершель! — Евгения ко мне руки тянет. — Ты стоишь, словно тебя поразили из сто миллиметровой пушки.
Хорошо, что ты пришел!
Ударь меня, милый!»
Евгения спустилась с контейнера.
Встала передо мной.
«За что же тебя ударять?
Ты мне…
Дорогая ты мне!»
«Я виновата перед тобой!
Гершель.
Ты зарабатывал деньги.
И дарил их мне.
Я же деньги отдавала Михайловичу и Хотокама…»
«Замолчи, женщина, — я вскрикнул. — Я все знал».
«И о том, что они были моими любовниками?
Об этом ты тоже знал?»
«Еще как!
Я поставил в спальне камеры».
«Извращенец».
«Зато узнал много нового».
«Умничка!»
«И…»
«Ударь меня!
Мой Гершель! — Евгения улыбнулась. — Михайлович и Хотокама часто меня били.
Я им деньги давала.
Кормила.
Все давала.
А они меня били.
И ты ударь». – Евгения подставила свое лицо.
«Евгения!
Я знаю, что ты — не настоящая.
Но лицо твое — голографически схожее.
Я не ударю твою голограмму.
Это — все равно, что бить свое отражение в зеркале».
«Гершель! — Евгения содрогнулась. — У меня имеются и другие секретики.
Кроме Михайловича и Хотокамы.
Но о них знаю только я.
Я и моя подруга Ксения.
Мы связаны заговором молчания.
Мы не признаемся.
Никому не признаемся.
Даже друг дружке.
Все это часто решается.
Самым жестоким образом.