«Аааааа! — Пелопонесса завопила. — Тетка?
Йа?
Да я моложе всех.
Моложе всех вас вместе взятых». — С актрисой случилась истерики.
Из всего, что сказали мои балеринки, ее больше всего оскорбило, что ее назвали теткой.
Пелопонесса с визгом запустила в меня вазу.
Ваза тяжелая.
Антикварная ваза.
Я только успел разглядеть нарисованных львов.
И сам не понял.
Но дробовик в моих руках дернулся.
Снова выстрелил.
Вазу в полете разнесло.
В осколки разнесло.
Осколки выбили из потолка известку.
Дым рассеялся.
Мы стояли белые-белые.
Известковые.
У актрисы Пелопонессы отсутствовало…
Левое ухо отрезало.
Наверно, осколок вазы постарался.
По щеке стекала кровь.
По шее стекала кровь.
Но актриса еще не поняла.
Она стояла с открытым ртом.
Быстро-быстро моргала.
Контузило ее?
В спальню ворвались охранники.
Люди.
Биороботы.
Но объединяло охранников то, что они были вооружены.
Тяжелое оружие.
Мой дробовик с охраной не справится.
В окне я заметил силуэт дрона.
Дрон шарил по нам лазерным прицелом.
«Госпожа! — к актриске Пелопонессе подбежал толстяк.
Наверно, ее продюсер. — Ты цела? — И завизжал: — Ой, ироды!
Нашей красотулечке ухо отрезали.
Садисты!
Изверги! — Залепетал, как умалишенный. — Мы тебе новое ухо вырастим.
Ты только не умирай, Пелопонесса.
У нас же контракт на сериалы.
Пришьем ухо.
Вырастим.
Самое дорогое ухо тебе доставим».
«Воооон, — Пелопонесса вышла из шока.
Все воооон!»
«Но».
«Я сказала — вооон!» — актриса неистовала.
«А с этими, что делать?» — Андроид навел на меня бластер.
«С этими? — мои балеринки тоже завопили. — Да как ты разговариваешь с человеком?
Разбаловали вас.
Дали свободу.
Равные права.
Теперь ты эти права качаешь.
Забыл, кто ты?»
«Это расизм».
«Джакомо, — глаза актрисы Пелопонессы сверкали восторгом.
Безумием тоже сверкали.
Восторженное безумие. — Уведи всех.
А мои друзья…
Моих друзей прошу остаться. — И не спуская с меня взгляда. — Какой мужчина!
Огонь, а не мужчина.
Грохот!
Сила.
Даже уши отрезает.
На трофеи.
Как звать тебя, мой герой?»
«Гершель.
Йа Гершель».
«Возьми мое ухо, — Пелопонесса наклонилась.
Затем встала на четвереньки.
Обнаженная.
Но ее ничто не смущало.
Искала на полу. — Нашла! — Актриса с торжеством поднялась. — Гершель!
Вот тебе ухо!
Гершель!
Вот тебе мое ухо!
Продень в него веревочку.
И повесь себе на шею».
УХО НА ШЕЕ.
Я был потрясен.
Поклонился.
Ухо актрисы спрятал в карман.
Подумал:
«Всего лишь надо было…
Я обзавелся дробовиком.
Жизнь моя сразу изменилась.
Я теперь — герой!
Девушки меня обожают!
Мне…
Мне бы еще денег».
Актриса не отпускала нас неделю.
Даже съемки свои перенесла.
Все расспрашивала.
Охала.
Ахала!
Восхищалась!
Еду нам приносили в спальню.