Сразу.
В доме я насторожился:
«Окурки везде.
На полу окурки.
На столе.
Диван прожжен.
Сигаретой прожжён дорогой диван.
Под столом валяются бутылки.
Пустые бутылки.
Из-под коллекционных вин.
На люстре болтаются трусики.
Трусики Евгении.
А это что?
Мужской пиджак?
И кальсоны? — Вдруг, я услышал хохот. — Евгения смеется.
Я счастлив, что ей весело.
Пусть радуется.
Я же тоже радовался.
С Пляскаусой…
Но и мужской ржач слышу.
Из спальни.
Евгения и ее друг фильм смотрят?
Смешной фильм?
Потешный?
До слез? — Я открыл дверь спальни. — Я тоже с вами фильм посмотрю.
Ой». — Я застыл в дверях.
«О!
Гершель вернулся», — Евгения помахала мне рукой.
Во рту дымилась папироска.
«Почему вы без одежды?» — Я удивился.
«Гершель? — мужчина грузно поднялся.
Живот у него свисал.
Закрывал то, что под животом. — Принеси мои кальсоны.
Они в обеденном зале».
«Да.
Я видел их». — Я ушел.
Вернулся с кальсонами.
«Гершель.
Я — Сен-Жермен, — толстяк натягивал кальсоны.
Туго дышал.
Напрягался.
Евгения стала ему помогать. — Я — адвокат Евгении. — Толстяк в одних кальсонах прошел на кухню: — Где же мой портфель?
Не помню, куда я его бросил.
Вчера.
До помню.
А после — ничего не помню».
«В раковине твой портфель».
«Вот и хорошо, — адвокат обрадовался. — Портфель в раковине.
А дела в портфеле. — Адвокат вытащил договора. — Гершель.
Подпиши здесь и здесь».
«Что подписать?»
«Здесь и здесь».
КОГДА ПРОСЯТ ПОДПИСАТЬ, НЕЛЬЗЯ СПРАШИВАТЬ, ПОД ЧЕМ ПОДПИСЫВАЕШЬ.
«Но я не хочу писать».
«Это еще хуже для тебя, Гершель», — адвокат дальше не одевался.
Бродил в кальсонах по кухне
У меня зародилось подозрение.
«Адвокат?
Сен-Жермен…»
«Да, Гершель».
«Ты не одеваешься.
Наверно, потому, что долго придется раздеваться.
После моего ухода?»
«Да.
Я не собираюсь покидать этот дом». — Адвокат выбирал между банкой пива.
И бутылкой коллекционного вина «Императорское красное».
Выбрал дешевое пиво.
Открыл банку.
Пролил на кальсоны.
Жадно глотал.
«Я понял.
А Евгения, вообще, не одевается.
Ведь она уже дома…»
«Гершель, — адвокат Сен-Жермен рыгнул. — Подпиши.
Ты отказываешься от этого имения.
Даришь его Евгении.
С бассейнами.
С деревьями.
Впрочем.
Я указал и перечислил».
«Но имение мое».
«Скажи спасибо, что тебе твой старый домишко оставляем, — адвокат допил пиво.
Потянулся к новой банке. — И то оставляем…
Не из жалости.
А потому что твоя развалюха ничего не стоит».
«Ты это о Евгении?
Она еще не развалюха.
Только начинает…»
«Нет.
Я о твоем доме.
А Евгения.
Она согласилась.
Благородно согласились.
Евгения будет моей женой.
Новой женой.
Мы — жених и невеста»
«Жених и невеста?
В моем имении, — я прыгал, как заведенный. — Имение — мое.
Никому не отдам.
Куда я приведу молодую жену?»