Однако Додик имел своё мнение на этот счёт. У него была теория, по которой он предсказал время великих потрясений, и поэтому, в некоторой степени, считал себя идейным отцом эры Горбачёва.
Он считал, что в результате бойни первой мировой войны произошёл общественный взрыв, подобный термоядерному, с эпицентром в России. Он радикализовал сознание людей. Даже в быту расхожей фразой стало: «Я бы расстрелял его!» — и это по любому пустяку. Вся Европа покрылась сетью кровавых диктатур. Затем гриб стал постепенно оседать, возвращая умы и страны в человеческое состояние. Берлянчик понимал, что в Союзе — эпицентре взрыва тоже неизбежны перемены. Этот вывод он сделал для себя за двадцать лет до начала перестройки.
Результатом его исторических анализов явились легализация подпольной швейки на Воровского и возникновение кооператива «Бум», учредителями которого были Додик Берлянчик, Гаррик Довидер, Миша Газецкий, Петя Димович и две его беременных жены. Тут встал вопрос о коммерческой стратегии «Бума», и мнения сразу разделились.
Газецкий делал упор на сотрудничестве с армянами в деле производства и продажи обуви. Берлянчик настаивал на более широком плане действий, требуя обратить внимание на сельскохозяйственные районы. По опыту прошлых лет он знал, что самые милые, интеллигентные отношения с властями деньги обеспечивают здесь. Тут вмешался Петя Димович и сказал, что он «поёт» с главой администрации Великопетровского района, с которым он сидел в одной зоне.
Димович действительно сидел. В свое время он работал в театральном училище замом по хозчасти и соблазнял хорошеньких абитуриенток, обещая им проходной бал на вступительных экзаменах. Однажды они с товарищем привезли абитуриентку на дачу, надрались коньяку, раздели её догола, обмазали вареньем и стали слизывать его с девичьих прелестей языком. На Петину беду девица провалилась на экзаменах и рассказала всё мамаше, которая тут же написала заявление в милицию.
Состоялся суд. На суде жена Димовича заявила, что ничего подобного с её мужем не могло произойти, и предъявила справку, что он импотент. Берлянчик по этому поводу шутил:
— Лучше бы она принесла справку, что Петя диабетчик.
Газецкий знал широту возможностей Димовича, и Петин довод сокрушил его.
Поскольку супруга Миши обычно спала до двух часов дня, он предложил выехать вечером в Тирасполь, провести ночь в гостинице, а утром, спокойно позавтракав, направиться в Великопетровку. К этому времени Петя Димович должен был связаться со своим товарищем по зоне. Петя, в целом, поддержал этот план, однако с небольшим добавлением: он настоял на том, чтобы в поездку взяли двух его знакомых «тёлок». Берлянчик, который незадолго до этого перенёс сердечный приступ, был не против «тёлок», но сказал, что в машине его укачивает, и поэтому предложил отправиться в Великопетровский исполком на шикарной яхте «Папирус», арендуемой им на паях с Гарриком Довидером.
— А почему не на подводной лодке? — с иронией спросил Газецкий, протирая очки. — Вы хоть знаете, где Великопетровка, Додик? В ста пятидесяти километрах от ближайшей дождевой лужи.
— Конечно, знаю. Я держал там цех.
— Как же вы собираетесь попасть туда на яхте?
— Через Каролино-Бугаз, а оттуда на машине.
— Но это огромный крюк — зачем нам его делать?
— Ах, Миша, Миша… Разве дело в расстоянии? Успех будет зависеть от того, с каким настроением мы прибудем в исполком. Уверяю тебя! Это старый наш маршрут… В своё время мы плыли на яхте в Каролино-Бугаз, затем гудели в Кишинёве, а потом подкатывали к исполкому на «Волге», из которой неслись музыка и девичий хохот. Я предлагаю использовать именно этот протокол официального визита.
— Я против. Не забывайте, что мы едем к руководству целого района!
— Именно это я имел в виду — оно любит честных, простодушных людей, которые не скрывают, для чего им нужны деньги. Я буду прав, увидишь!
— Боюсь, что председатель попрёт нас из кабинета.
— Никогда! Да, он захочет это сделать, но поступит как раз наоборот: сердито сопнёт, задаст пару едких вопросов, но потом разозлится на самого себя и будет делать всё, что мы захотим. Нет, Гриша, когда ты заходишь в кабинет, и от тебя исходит нега любви, запах моря, грохот музыки и загадка полуночной звезды, тебя встречают совсем иначе, чем обычного домогателя местных коммунальных услуг. Поверь, я знаю, что я говорю!
В конце концов Газецкий согласился, но поставил условие: завтракать не в Кишинёве, а в Тирасполе, где он решил прикупить золотишко у знакомого грузчика в ювелирторге. Но Додик ещё долго противился изменению в диспозиции, опасаясь, что провинциальный Тирасполь не задаст им нужного накала жизнелюбия и силы воздействия на районные власти. После долгих споров он всё же принял условие Газецкого, и утром следующего дня они садились на яхту «Папирус».