— Ну, ты чего?! Ты чего?! — закричал, занервничал инженер.
— Вы попробуйте электрошок на сердце, — посоветовал Мишель. — Возможно, вам удастся вытащить его еще на пару часов. Он подтолкнул Эпикура в спину, мол, не задерживайся, но тут же приказал остановиться.
— Вы не имеете права! — на офицера наскакивала маленькая рыжая женщина в халате и белых тапочках. — Сегодня материала практически нет! Вы срываете эксперименты!..
Откуда она взялась, Эпикур не понял, но в сердце его медленно зародилась надежда. Он разглядывал длинный коридор, тянувшийся перед ним. Многие двери были приоткрыты, некоторые просто распахнуты. Из иных раздавались крики, из иных стоны, из иных граммофонная музыка. Закрытые двери не пропускали ни звука, они были хорошо звукоизолированны.
— Не могу, — Мишель пожал плечами. — У меня разнарядка, документ! Не имею права!
— Имеете, имеете! — маленькая женщина поправила свои рыжие волосы пухлой ручкой. — У вас разнарядка на его жизнь, а мне он нужен на три-четыре часа для опыта!.. При нашем подходе ни один волос не упадет с его головы. Обещаю вернуть вам его целиком.
"Какое все-таки наслаждение стоять вот так, когда других уже пытают, а тебя еще нет! — отметил Эпикур. — В этом есть что-то настоящее… Это грань бытия!.."
— Хорошо, — неожиданно согласился Мишель. — Я вам его уступлю, на четыре часа, не больше! Через четыре часа я вернусь за ним!
Он ушел, пощелкивая каблуками, по выложенному кафельной плиткой коридору. Маленькая женщина отперла своими ключами одну из дверей и вежливым жестом пригласила Эпикура войти внутрь. Комната ярко осветилась. Электродыбы здесь не было, но имелись в наличии все необходимые орудия пытки по среднему номиналу. Обежав все это богатство глазами, Эпикур поморщился.
— Да вы присаживайтесь, присаживайтесь! — говорила она, пододвигая кресло. — Небольшая студенческая разработка, — она была немного возбуждена, немного нервничала. — Этакий эксперимент, — она щелкнула пальцами.
— Какой эксперимент? — угрюмо спросил Эпикур. Он не был противником каких бы то ни было экспериментов, но он был противником того, чтобы эксперименты проводились на нем.
— Работа называется "пытка пыткой", — объяснила женщина. — Суть в том, что я не буду вас пытать…
— А кто меня будет пытать? — спросил Эпикур.
— Вы все еще не поняли, никто не будет вас пытать… Это вы сами будете пытать меня. Тут ни о какой военной тайне речи нет: я загадываю число, а вы пытаете меня всеми известными вам способами, пытаясь это число из меня выжать. Будете пытать? Ну! — Она улыбнулась. — Ведь мы договорились?!
— Ладно, — задумчиво протянул Эпикур.
— Вот и хорошо, — она погладила своей маленькой пухлой ручкой его огромную грубую руку. — Вот и начнем, — она на миг откинулась в своем кресле, зажмурилась. И тут же, как ребенок, вскинулась, опять улыбаясь. — Все, я загадала число! Вы можете начинать меня пытать.
— Ну, и какое же число вы загадали? — спросил Эпикур, оценивая то последнее удовольствие, что подарила ему судьба.
— Не скажу! — звонким и задиристым голосом отозвалась женщина.
— А если я не буду вас пытать, вообще не стану?
Она вздохнула:
— Если вы не станете, я сразу вызову того любезного офицера, и пытать будут вас, но не через четыре часа, а теперь же!
— Ладно, ладно, хорошо, — закивал Эпикур. — Дайте-ка вашу ручку, — он взял маленькие пальчики женщины и прикрутил их болтами со скобами к специальному столику. — Ну, и какое же число вы загадали?
— Не скажу! — женщина трясла головой и закусывала губу. — Никогда не скажу!
— А если я изуродую вас во время пытки? — спросил Эпикур. — Отрежу, скажем, груди или выколю глаз?
— Все равно не скажу! — она мотала головой и пожимала плечами. — Это исключено.
— Ну, так что же, будем работать.
Порывшись в железном ящике с инструментами, Эпикур достал новенький металлокислотный мундштук и несколько одноразовых шприцев с разного цвета тромбовыми спайками. Спайки до упора наполняли пластиковые корпуса. Неожиданно для себя он увлекся этой работой и трудился уже не спустя рукава, а на совесть, до пота. Он поглядывал на большой квадратный циферблат настенных часов, стрелки двигались, время шло. Студентка только бешено мотала головой, лицо ее сверкало от горячей влаги, но из разорванных мундштуком губ звучало все то же:
— Не скажу! Не скажу!
Когда Эпикур в рабочем пылу использовал ежовые подошвы, женщина, с трудом ворочая языком, предложила:
— В обмен, я согласна, я скажу вам мое число, а вы скажете номер вашей воинской части!