Только небольшой остаток очень простительного кокетства помешал ей срезать волосы - роскошные, белокурые волосы, которые покрывали ее, как плащом, доходя до пяток, когда были распущены. Но она так искусно прятала их под капюшоном, она была так смиренна и походка ее так скромна, что никто не.упрекнул бы ее в этой последней привязанности к мирским вещам.
Увидя ее, Жанна поспешно подошла к ней и взяла ее за обе руки.
- Здравствуйте, дорогая сестра,- сказала она.
Но Баккара, ангел раскаяния, поступила так же, как и Андреа, она отдернула свои руки и проговорила:
- Ах, сударыня, я недостойна поцеловать даже подол вашего платья. Тогда Арман де Кергац взял Баккара и Андреа за руки и сказал:
- Вы оба были падшими ангелами, но раскаяние возвысило вас, соединитесь же для общей пользы: вы оба, благородные отступники от зла, достойны того, чтобы сражаться под одним знаменем.
Баккара взглянула на сэра Вильямса и сердце ее похолодело. Ей показалось, что тайный голос закричал ей:
«Может ли таким чудовищам, как он, быть доступно раскаяние? Нет и нет!»
III.
В то время, как все это совершалось в отеле де Кергац, сцены другого рода происходили в другой части Парижа, то есть в предместье Сент-Онорэ, на углу маленькой улицы Берри.
Была уже глубокая ночь. Париж покрылся таким густым туманом, что омнибусы, публичные кареты и даже частные экипажи принуждены были прекратить езду. Газ не мог рассеять темноты ночи. Нужно было хорошо знать дорогу, чтобы не заблудиться в глухом квартале, называвшемся тогда предместьем Руль.
Однако, в то время, когда на церкви св. Филиппа пробило одиннадцать часов, несколько человек вошло с разных сторон на улицу Берри и, остановившись у дома, имевшего не только скромную, но даже подозрительную наружность и в окнах которого не было огня, вошли в него через дверь, ведущую в темный коридор, в конце которого находилась лестница. Но эта лестница шла не в верхние этажи дома, а спускалась под землю. Первый из таинственных посетителей сошел около пятидесяти ступенек вниз в совершенной темноте, ощупью, держась за перила лестницы.
Там его схватила чья-то рука и остановила. В то же время глухой голос спросил:
- Куда вы идете? Не пришли ли вы украсть мое вино?
- Любовь очень полезная вещь,- отвечал ночной посетитель.
- Хорошо,- произнес голос.
И вслед за тем отворилась дверь, луч Света осветил-лестницу и посетитель очутился на пороге подземной залы, заслуживающей быть вкратце описанной. Это была часть погреба, судя по своду и по дюжине бочонков, стоявших вдоль стен. На.них была положена доска, которая могла служить скамейкой. Посреди погреба стоял стол, на котором стояла лампа, а перед ним - кресло.
Это кресло было предназначено, вероятно, для председателя таинственного собрания. На столе, подле лампы, лежала папка с бумагами, довольно туго набитая. Тот, кто стал бы внимательно рассматривать бумаги, не мог бы понять, на каком языке и какими буквами они исписаны. Это были, необъяснимые иероглифы, сбор арабских и римских цифр и типографских знаков. Нужно было иметь ключ, чтобы понять их загадочный смысл.
Человек, стороживший вход подземной залы, ввел по очереди, делая все один и тот же вопрос и получая одни и те же ответы, шесть человек, закутанных в широкие плащи, что придавало им однообразный вид. После этого он старательно запер дверь и сел на кресло. Человек этот был очень молод, ему можно было дать не более восемнадцати - двадцати лет; но в лице его виднелась энергия, удивительное лукавство, непоколебимая смелость и необыкновенный ум, проявлявшийся иногда в гениальных выходках.
Он был одет как бульварный лев - так назывались в ту эпоху богатые и праздные молодые франты. У него было насмешливое выражение лица и самоуверенная походка; он дерзко закидывал назад голову, а по его взгляду было видно, что он нравственно господствует над шестью введенными им лицами.
О последних надо также дать некоторое понятие.
Когда каждый из них снял свой плащ, председатель собрания мог отличить насколько они не похожи друг на друга ни одеждой, ни возрастом.
Первый вошедший в залу незнакомец, занявший место у стола, был человек лет пятидесяти, высокий ростом, тонкий, украшенный многими орденами и носивший густые усы, окрашенные в черную краску; черный парик покрывал его голову, оплешивевшую от лет. Он казался светским человеком.