Бруно молча смотрел на меня, в глазах полыхала ярость. Пальцы правой руки сжимались и разжимались, костяшки побелели.
— Слушай, расслабься, — предложил я ему. — Все у тебя получится. Только не урони гребешок. И завтра ты должен выйти на работу, как положено. Я с тобой свяжусь, и ты, хотя и не сразу, получишь свои деньги. Договорились?
Я шагнул к кровати, следя за каждым движением Бруно, положил гребешок ему на грудь.
— Теперь я ухожу. И… выше голову, протеже. Считай это бесплатным уроком.
ГЛАВА 17
Следующим моим шагом стала полнейшая авантюра, хотя у меня не было никакой уверенности, что удастся выйти сухим из воды.
Позвольте вам сказать, у меня довольно любопытные взаимоотношения с неопределенностью. Моя писательская ипостась с ней борется. Мне нравится перемещать моих персонажей по эпизодам, которые я для них сочиняю, чтобы они говорили именно то, что должны, по моему разумению, сказать, а свои действия полностью подчиняли моим желаниям. Бывает, они удивляют меня, и, если такое случается, книге от этого только польза. Эпизод начинает развиваться в новом направлении, его динамичность нарастает. Но мне все равно необходим некий каркас: кого убьют, кто убийца, каким образом Фолксу удастся уйти с женщиной и добычей. С мелкими неопределенностями я могу справиться, иной раз персонажи могут позволить себе кое-какие вольности, но сам каркас не должен меняться.
С моей воровской ипостасью все с точностью до наоборот. Да, я тщательно готовлюсь к каждому взлому, но никогда не знаю наверняка, что меня ждет по другую сторону двери, которую я собираюсь открыть. И — признаваться так признаваться! — мне это нравится. Действительно, какой смысл нарушать какие-либо правила… ладно, законы, если при этом не начинает бурлить кровь? Среди лучших моментов моей жизни некоторые имели место быть в домах других людей, если я находил то, чего никак не ожидал найти. Поверьте мне, это удивительное чувство, сунуть руку на полку с носками и обнаружить мешочек с драгоценностями. Это светлая сторона, а темная состоит в том, что общей схемы нет и быть не может. План у меня обычно есть, иногда очень детализированный, но не я командую парадом. Случиться может что угодно. Я могу столкнуться с бывшим боксером-профессионалом, который оборудовал в подвале камеру пыток. Или с женщиной, вооруженной баллончиком с перечным газом, в мобильнике которой среди номеров быстрого набора есть и телефон ассоциации соседской взаимопомощи. Я не могу контролировать исход дела, на которое иду, а неопределенность в реальной жизни не только приводит к выбросу в кровь адреналина, но и чревата длительным сроком тюремного заключения.
А если принять во внимание фактор мертвой женщины, причем мертвой женщины, разлагающейся в моей квартире, то риск, конечно же, возрастает. И тем не менее, уже под утро, в начале пятого, я решил еще раз влезть в квартиру покойницы, хотя не знал, нашла ли полиция тело. А если нашла, кто мог гарантировать, что меня не ждала засада?
До дома Катрины полиция вроде бы не добралась. У подъезда не стояли патрульные машины. Детективы в штатском не допрашивали ночного консьержа. В окнах квартиры свет не горел. Портьеры так и не сдвинули.
От меня не укрылась абсурдность ситуации: я в третий раз собираюсь влезть в квартиру Катрины Ам. А как звучит аксиома преступного мира? Никогда не возвращаться на место преступления, так? Что ж, думаю, автор этого дельного совета наверняка и представить себе не мог, что найдется чрезвычайно тупой взломщик, который проигнорирует его наставления не один раз, а дважды.
Но не все было так плохо: номер, который я снял в соседнем отеле, по счастливому стечению обстоятельств оставался за мной до полудня. Входная дверь была заперта, и на ней висела табличка на французском и английском: гостям отеля, вернувшимся после полуночи, предлагалось нажать на кнопку звонка, — но я не видел необходимости кого-либо будить, если мог без этого обойтись. И уж конечно, не хотел привлекать к себе внимания за несколько часов до того, как в соседнем доме могли появиться следователи.
Прижавшись лицом к стеклу, я с обеих сторон прикрыл глаза руками, чтобы отсечь уличный свет. Вестибюль вроде бы пустовал. Ничего в нем не изменилось и несколько минут спустя, когда я пересекал его, направляясь к лестнице, с латексными перчатками на руках и с отмычкой и микроотверткой в кармане пиджака. По пути зашел за регистрационную стойку, снял с гвоздика ключ от моего номера, чтобы на обратном пути меня не приняли за постороннего, и, добравшись до лестницы, пошел по ней. Если бы кто меня спросил, сказал бы, что нашел дверь незапертой, и она открылась при повороте ручки, но я сомневался, что возникнет такая необходимость. В отеле стояла такая тишина, что можно было бы услышать даже падение на пол булавки.