Она принесла и положила перед Магометом узелок с едой и поставила кувшин с айраном.
Бисолтан косил траву за речкой близ леса. Избрав самый короткий путь, Магомет вскоре пожалел об этом: тропа вилась меж густых зарослей орешника, и рукав новой рубашки разорвался об острую ветку по самый локоть, да еще и лицо исхлестали упругие тонкие прутья. Магомет даже призадумался, не вернуться ли обратно, чтобы затем пойти дальней, но легкой дорогой, тем более что обе руки его были заняты, и он не мог даже раздвигать перед собою кусты. Но это заняло бы теперь слишком много времени. И, размышляя о том, как взгреет его мать за порванную рубаху, он двинулся дальше.
Наконец послышались знакомые свистящие звуки — «хаст, хаст, хаст». Магомет локтем отер потный лоб и остановился, издали любуясь могучей фигурой отца. Движения Бисолтана были размеренными, неторопливыми. За косой, которая как молния сверкала под лучами раннего солнца, оставался зеленый ежик коротко срезанной травы...
Магомет опустил на землю свою ношу и попытался как можно выше закатать рукава рубахи. Потом отодрал от брюк репьи, пятерней пригладил разлохматившиеся волосы, — в общем, по мере возможности привел себя в порядок и направился к отцу.
Заметив сына, Бисолтан широко и радостно улыбнулся. Они давно уже не виделись: когда Магомет спустился с Петером с гор, он не застал отца дома — тот ездил по делам колхоза в район и вернулся лишь вчера ночью.
Глядя на Магомета, Бисолтан в который уж раз подумал — до чего же парень похож на родного отца! Несчастный Ибрагим! Вот бы радость ему была увидеть, каким ладным и умным вырос его сын. Но судьба оказалась недоброй. Смертельно раненный в горах вражеской пулей, Ибрагим погиб, когда мальчишке было месяца три, не больше. Пока он лежал дома, день ото дня слабея, Бисолтан не отходил от его постели, — они были давними и верными друзьями. А в последний день Ибрагим, собрав остатки сил, тихо обратился к Бисолтану:
— Как тяжело умирать, когда мы уже добились полной победы, — сказал он. — Жить бы теперь да жить. Но, как говорят в народе, я сломал нож на хвосте вола[14]. Друг мой, — слабеющим голосом продолжал Ибрагим, — Я вручаю тебе судьбу Магомета. Он совсем еще маленький, но я верю, что ты поможешь бедной его матери вырастить из него настоящего горца. Знаешь, что нет у них никого ближе, чем ты, а одной ей сына не поднять, она и сама едва дышит.
Нажабат в самом деле была очень слаба. Она пережила мужа всего на несколько месяцев, и тогда полугодовалого Магомета взяли к себе Бисолтан и его жена, бездетная добрая Зарият. Односельчане долго еще после этого говорили о том, что аллах возблагодарит их за маленького сироту. А потом, с годами, все словно забыли, что Магомет вырос не в родной семье. Да и сам он редко вспоминал об этом, хотя прекрасно знал от односельчан, как печально началась его жизнь.
— Я пришел, отец! Здравствуй.
— О! А я-то уж думал, что вы позабыли обо мне! — Бисолтан распрямил спину. — Где же мать?
— В магазин пошла. Садись, завтракай, — сказал Магомет. — Вот айран. Может, чуть нагрелся за дорогу, так ты сразу пей, под таким солнцем он и закипеть может.
— Не успеет, — отшутился отец. — У меня внутри пламя бушует от жажды, так что кувшин мигом опустеет.
Магомет присел на траву рядом с отцом и, улыбаясь, наблюдал, как на его загорелой шее при каждом глотке вверх и вниз двигается острый кадык. Наконец Бисолтан зычно крякнул и ладонью отер от айрана усы.
— Поставь-ка остаток в тень, за камень, — сказал он, протягивая сыну кувшин с булькающим на дне айраном. — Да прикрой поплотней лопухами, чтоб муравьи не наползли.
Он вытащил из кармана шитый красным шелком кисет, свернул самокрутку и глубоко затянулся.
— Пока ты отдохнешь, я покошу немного, — нерешительно сказал Магомет и осторожно взял сверкающую на солнце острую косу.
Не впервые он брал в руки косу, ему давно хотелось научиться косьбе — древнему искусству, которое в народе всегда считалось самым почетным. Но работать так ловко, как отец, он никак не мог. Острое лезвие то врезалось в рыхлую землю, то скользило по траве, задевая лишь самую ее верхушку. От напряжения каменели мышцы, пальцы намертво впивались в косовище, но ничего путного не получалось, лишь рубаха прилипала к спине.
Пройдя несколько метров, Магомет остановился.
— Погляди, отец, — сказал он с робкой надеждой в голосе, — кажется, сегодня у меня дела получше?
— Кажется, — с улыбкой подтвердил Бисолтан. — А если что и не так, ты не виноват — у этой косы косовище не так приделано.
Это была привычная добродушная насмешка над неумелыми косарями, но Магомет не обиделся.
14
Поговорка, означающая поражение, постигшее человека в самый последний момент какого-то удачного дела.