— Слушай, Аскер, сходил бы ты к директору, попросил за нас...
— Но почему именно я?
— Потому что никто не умеет так убедительно доказывать, как ты.
— С каких это пор, Магомет, ты считаешь меня тонким дипломатом? Было сказано, что десятые классы от работы освобождаются, так чего набиваться? Ты бы лучше, как истинный алим[17], помог мне управиться с алгеброй.
— Да брось ты эту алгебру! — настаивал Магомет. — Пойдем поработаем час-другой, колхозу — помощь, а младшим — пример. Чего упрямиться?
— А-а-а, наконец-то я понял! — воскликнул Аскер. — Весь твой трудовой энтузиазм объясняется просто. Ты готов хоть с тяпкой ходить, хоть плуг за собой тащить, — что угодно, лишь бы быть поближе к Нафисат.
— Скажешь тоже! — отмахнулся Магомет. — Но, по правде говоря, я не понимаю, почему девушки должны работать, а мы отдыхать.
— Как директор велел, так и будет, — отрезал Аскер. — Придется тебе денек перемучиться, это даже полезно: зато какой трогательной будет ваша встреча после столь долгой разлуки!
— Ох и язык же у тебя! — рассердился Магомет. Он не любил шуток на эту тему.
— Молчу! — воскликнул Азрет. — Не кипятись — молчу! Я ведь тоже понимаю, что такое большое красивое чувство. Оно облагораживает человека. Ваша любовь, мой друг, достойна пера поэта. Существуют же «Лейла и Меджнун», «Тахир и Зухра»... Почему бы не появиться эпосу под названием «Магомет и Нафисат»? А? Как ты думаешь?
— Я думаю, что ты — трепач и говорить с тобой о серьезных вещах просто невозможно.
— Еще как возможно! — возразил Аскер. — И даже необходимо. Ты, Магомет, меня просто недооцениваешь, не понимаешь моей исторической роли в твоей судьбе. Мы же с тобою — это один человек. Красота этого человека, его кротость, скромность, застенчивость — это все ты. Но зато решительность, твердость и — прости меня! — мужество — это уже я.
— Ты забыл прибавить болтливость и хвастовство, — заметил Магомет.
— К кому прибавить? К тебе? — не растерялся Аскер. — Но, милый мой, это для тебя вовсе не так уж характерно...
— Говори — идешь к директору? — прервал друга Магомет.
— Нет, — наотрез отказался Аскер и добавил: — Сватом к родителям Нафисат — это, пожалуйста, хоть сейчас пойду, а к директору — нет. Я тебе, Магомет, даже больше скажу. Вот получим аттестат, и я сделаю тебе поистине царский подарок: похищу Нафисат из родного дома, заверну в черную бурку, — непременно в черную, потому что дело будет ночью, — и брошу к твоим ногам. Только прикажи.
— Думаешь, это смешно?
— Как можно смеяться над чужими святынями! — воскликнул Аскер и прижал палец к губам. — Тише! Директор! Итак, — продолжал он громче, чем это было нужно, — а плюс бе в квадрате минус корень кубический... Слава богу, пронесло, — тихо сказал он, когда директор, заглянув в класс, тут же закрыл дверь. — В общем, Магомет, слушай. Вечером девочки пойдут в кино, — так мне сказала Жаннет, явно рассчитывая на то, что я тебе это передам. Идем?
— Не знаю, — нерешительно ответил Магомет. — Может быть...
— Ишак! — разозлился Аскер. — Ты должен ловить каждый случай увидеться с нею! Ты должен привязать ее к себе, чтобы она писала тебе, когда уедешь учиться, нежные письма, чтобы ни на день не забывала, что ты существуешь. Завоевать любовь такой, как Нафисат, — то тебе не на Кинжал-гору подняться, это, брат, посложнее. И учти, что не один ты смотришь на нее, есть и другие. Пока ты будешь там грызть гранит науки, кто-нибудь порасторопней зашлет к ним в дом сватов — и «орайт-орайда»! Останешься с открытым ртом перед закрытой дверью...
Прозвенел звонок и, наспех затолкав в портфели свои тетради, ребята выскочили из класса. Сегодня никто из них не занимался, каждый делал, что вздумается, пользуясь тем, что преподаватель математики уехал с девятиклассниками в поле.
Магомет был рад, что беседа с Аскером прервалась. Чудак этот Аскер! Он, кажется, искренне считает, что должен подсказать своему другу слова, какими принято объясняться в любви.
И он уверен, что не любовью, а какими-то хитростями и уловками он, Магомет, сумеет удержать Нафисат около себя, никому ее не отдать.
Но в кино он все-таки пошел.
...А утро было таким безоблачным, таким ясным! Косые лучи солнца, пробившись сквозь густую листву вишни, разбудили Магомета, спавшего эту ночь в саду. Он открыл глаза. Обычное июньское утро, разве что солнце светит чуть ярче да небо немного синей, — ни единого облачка!
Почти все село вышло на сенокос, но Зарият — дома. Она готовит сына в дальний путь, пытается засунуть в переполненный чемодан еще какой-то сверток.