Неваляйкин подбежал к Никону, схватил его за руку, сжал ласково:
— Никон Никонович, здравствуйте!
Никон, веселенький, добренький, заулыбался в ответ, силясь в то же время вспомнить, кто этот человек и где он его видел. Жена Никона, Ираида Юрьевна, тонкая, длинная, раза в два выше своего супруга, сняв очки, откровенно рассматривала Неваляйкина узкими — под японку, подслеповатыми глазками.
— Я — Неваляйкин, — напомнил ему Эразм.
— Да ну что вы! Знаю же я вас, знаю отлично! — воскликнул Никон. — Работать или отдыхать приехали?
— Работать, Никон Никонович, работать!
— Ну-ну… Желаю удачи. Еще увидимся. Спокойной ночи, — супруги вошли в лифт и вознеслись к себе в номер.
Вслед за ними удалился и Неваляйкин. Однако спать он не лег — его обуяла творческая страсть. Взгромоздив на кровать чемодан, он извлек из него дрель с набором сверлышек, полдюжину напильников, столько же стамесок с лезвиями различной ширины, нож, молоток, клеи — БФ-2, БФ-6, казеиновый, столярный в гранулах, эпоксидный, суперцемент польского производства… Достал целлофановый мешочек с пуговицами разного калибра и цвета — будущие глаза птиц и животных. Разложил это и принялся за работу.
А на другой день утром он подарил Ираиде Юрьевне фигурку, склеенную из камней разной величины, подобранных у моря.
— Что это? — воскликнула Ираида радостно. — Какая чудесная штучка!
— Это Мишка Олимпийский, — объяснил Неваляйкин.
— Как похож! Как похож! — крутила она тяжелую фигурку, не сразу определив, где у нее перед, а где зад.
И каждый, кто проходил мимо стола Никона Никоновича, непременно останавливался, осматривал Мишку, и восторгам не было конца. А супруга Никона Никоновича сказала мужу:
— А он милашка, этот твой Неваляйкин! Славный мужч… мальчик!
Потекли обычные будни домотворческого житья. На пляже Синий кондор очень быстро стал своим человеком во всех группах. Каждый раз он находил на берегу что-то необыкновенное — камень ли, ракушку ли, — носился с ними, показывал всем, демонстрируя свой ум и необузданную фантазию. С женщинами ладил: был чуток, внимателен, ласков, остроумен, и… только. Дальше грань этих милых отношений старался не переступать.
В столовой он непременно проходил мимо стола Никона Никоновича и всякий раз желал ему и его супруге приятного аппетита, справлялся о здоровье. Делал им мелкие услуги: утром занимал и на их долю лежаки на пляже, брал заранее билеты в кино, помогал Ираиде нести корзиночку с фруктами, когда ездили на рынок.
Но недели через две, когда Синий кондор примелькался и стал уже привычным атрибутом курорта, Неваляйкин начал искать средство, чем бы взбудоражить здешнее общество и снова обратить на себя внимание. И он это средство нашел.
В один прекрасный день на дверях столовой появилась большая самодельная афиша:
Во внутреннем дворике, который именовался здесь Зимним садом, Неваляйкин развернул обширную выставку. На подставках из стульев, табуреток, чурбачков были расставлены многочисленные коряги, куски бревен, камни величиной с воробьиное яичко и до глыб в два обхвата. Под каждым стояла подпись: «Мамонт», «Фламинго», «Олень»… Когда все названия из трехтомного Брема были исчерпаны, в ход пошли библейские: «Моисей», «Адам», «Ева». Или просто: «Фантасмагория».
После обстоятельного объяснения соавтора этих творений и максимального напряжения человеческой фантазии можно было и в самом деле узреть в камне очертания мамонта, а в разветвленном корневище — голову оленя. Единственно, что было сотворено в реалистической манере и имело сходство с натурой, так это многочисленные яйца: «Яйцо голубя», «Яйцо курицы», «Яйцо страуса» и даже «Яйцо динозавра». Последнее собирало возле себя особенно большое число зрителей и толкователей.
Разумеется, Никон Никонович с супругой получили от Неваляйкина персональное приглашение на выставку. Он сам их и сопровождал по ней, давая подробную расшифровку каждому экспонату. Никон Никонович в ответ только покачивал головой, а его супруга все время приговаривала: «Мило!.. Мило!..»