Шум волн, завывание ветра в соснах и странные, неведомо откуда берущиеся шорохи… Время от времени я останавливался и замирал, прислушиваясь к этим звукам, потом робко продолжал путь. Порой я ощущал тошнотворный запах удобрений, долетавший откуда-то с заливных полей. Стоило мне оглянуться назад – и я видел уходящую вспять длинную прямую дорогу меж сосен, в точности такую же, как та, что лежала передо мной. Нигде поблизости не было ни малейшего намека на человеческое жилье. Я шел уже больше часа, но не встретил ни единого путника. Навстречу мне попадались лишь телеграфные столбы, стоявшие вдоль дороги с левой стороны на расстоянии двадцати кэнов[46] друг от друга. Гудение их проводов напоминало гомон морских волн. От нечего делать я принялся их считать: один, два, три…
…Тридцать, тридцать один, тридцать два… пятьдесят шесть, пятьдесят семь, пятьдесят восемь… Досчитав, должно быть, до семидесяти, я впервые заметил мерцающий вдалеке огонек. Внимание мое, естественно, сразу же переключилось на него; он то исчезал за деревьями, то появлялся вновь. Казалось, до него рукой подать: каких-нибудь десять столбов – и я у цели, но даже когда позади осталось двадцать столбов, огонек не стал ближе и по-прежнему чуть брезжил вдалеке, словно неверный свет бумажного фонаря. Судя по всему, он находился в одной точке, но мне почему-то представлялось, что он перемещается в том же направлении и с той же скоростью, что и я.
Трудно сказать, сколько минут или даже десятков минут прошло, прежде чем я оказался в половине тё[47] от этого огонька. Свет, вначале совсем тусклый, как от бумажного фонаря, вдруг сделался мощным и ярким, отчего все вблизи него обрело ясные, как днем, очертания. Привыкший видеть перед собой лишь смутно белеющую дорогу да черные силуэты сосен по сторонам, теперь я с удивлением обнаружил, что хвоя у сосен зеленая. Источником этого мощного света была дуговая электрическая лампа, висевшая на одном из телеграфных столбов. Остановившись под ней, я принялся оглядывать себя. Если за время пути я успел позабыть, какого цвета сосновая хвоя, то, не попадись мне эта лампа, я, наверное, забыл бы, как выгляжу сам. Теперь, когда я очутился внутри освещенного круга диаметром в пять-шесть кэнов, все, что оставалось за его чертой: и сосны, и дорога, – казалось принадлежащим царству кромешной тьмы. Невероятно, как я одолел этот путь во мгле! А может быть, это был не я, а только моя душа, и лишь сейчас, выйдя на свет, моя душа вновь обрела плоть.
Внезапно мое внимание привлекли уже знакомые мне шорохи, по-прежнему доносившиеся с правой стороны. Теперь, в свете дуговой лампы, таинственные блики стали еще более заметны, но от этого их мельканье казалось еще более зловещим. Набравшись смелости, я подошел к краю дороги и устремил взгляд на темное пространство, видневшееся в прогалах между соснами. Прошла минута, другая… Я напряженно всматривался во тьму, но так и не мог понять, что же это такое. Впереди, почти у самых моих ног, мерцали сгустки мутного колеблющегося света, переходившие затем в бесчисленные светящиеся точки, которые то вспыхивали, то гасли подобно мириадам искр. Мне стало не по себе, словно меня окатили холодной водой, но, зачарованный этим зрелищем, я был не в силах отвести от него глаза. И тут неожиданно загадочное видение стало преображаться в реальную картину – так бывает, когда что-то полузабытое вдруг воскресает в памяти или когда ночной мрак рассеивается при свете зари. Передо мной простиралось бескрайнее высохшее болото, усыпанное увядшими лотосами. При каждом порыве ветра их жухлые, похожие на скомканные клочки бумаги листья шуршали и трепетали, поворачиваясь своей белесой изнанкой.
«Какое огромное болото! – подумал я. – Так это оно держало меня в таком страхе? Интересно, где же ему конец?» Расстилавшееся передо мной пространство казалось необозримым и где-то там, в недосягаемой для глаз дали, сливалось с затянутым облаками небом. У меня было такое чувство, будто я вижу перед собой бушующее море. И посреди вскипающих волн одиноко мигала маленькая красноватая точка, похожая на огонек рыбачьей лодки.
«A-а, вот и показалось наконец человеческое жилье. Значит, до города уже недалеко!» – обрадовался я и, решительно шагнув из светлого круга во тьму, устремился вперед по дороге.
Не успел я пройти и пяти-шести тё, как огонек приблизился, и вскоре я увидел крытую тростником крестьянскую хижину, из которой сквозь сёдзи струился свет. Интересно, кто живет в этой убогой хижине? Неужели мои отец и мать? Неужели теперь это и есть мой дом? Как знать, быть может, раздвинув эти приветливо светящиеся сёдзи, я увижу своих постаревших родителей, которые сидят подле очага, время от времени подбрасывая в него хворост.