Глава 3
Холод. Он пробирает до костей, ледяными щупальцами залезает под легкую, непонятную ткань, прилипшую к влажному телу. Девушка пытается двинуться, но тело, словно налилось свинцом; кажется, что любое движение может довести до грани. Она жмурится, не открывая глаз и даже не зная, от чего — из-за боли где-то внизу живота или непонятного света, едва ли проникающего сквозь плотно сомкнутые веки. Приоткрывает глаз, смутно различая одинокое сияние луны, и даже предпринимает попытку шевельнутся, но тело отдает тупой болью.
Замирает. Прислушивается к каждому шороху, ко своим ощущениям. Почему так остро? В прошлые разы было легче… Чего же ждать в этот раз?
Ветер. Она слышит его, слышит каждый порыв, тоскливый вой, пролетающий неумелым оркестром по дрявым трубам, скрипящим окнам, коридорам… Сколько их здесь? Десятки? Сотни? Что если в этот раз выйти отсюда, что будет тогда? Что скрыл от неё разум этой несчастной девушки, носящей имя Розэ… «Нет. Не она носила имя Розэ. Это я ношу её имя, я проживаю её жизнь. Свою-чужую жизнь, доставшуюся мне так жестоко — хотя, на самом деле, у кого спрашивают мнения, рождаться ли ему… И в чьё тело попасть… Даже если новое тело окажется телом смертельно больной и доживающей свой скромный срок.
Решила выжить? Пожалуйста, ты сделала выбор. Вот только не думай, что на пунктах контракта всё закончится», думает она, потирая друг о друга озябшие руки.
«Веселье только начинается, солнце. Ты просто должна вспомнить…»
— Нет, уйди. — шепчет, тут же жмурясь и сворачиваясь в клубочек. — Тебе здесь не место, это моё тело, слышишь? Моё.
«Ты же сама понимаешь, что это не так. Не противься, прими себя.»
— Это не я. Это она, моё лишь тело! Уйди, я не могу больше! Уйди, уйди, уйди!!! — начинает кричать, но голос испускает лишь сиплый хрип. Даже голосовые связки той девушки, и те испорчены. Где же была она, что случилось… Почему Розэ это должно волновать?
«Потому что, пока ты не примешь истину, будешь делить себя со мной. Подумай об этом.», раздается вновь в голове надоедливый баритон и затихает. Проходят секунды, а может, минуты, пока я вновь не ощущаю себя одинокой.
— Эй? Эээй? — шепчет она, но вокруг лишь тишина. Оглушающая тишина, которая почти осязаема. Лишь хорошо знакомые звуки проникают под кожу, пуская очередные волны мурашек. Он ушел. Теперь она вновь одна в этом теле.
Пара всхлипов, беззвучный крик, и девушка оказывается на коленях, понимая, что встать для неё слишком трудно. Не сможет.
Жесткая циновка, накинутая поверх гнилых дощатых полов, деревянный стул в углу и заколоченное окно… Всё, что ей удается рассмотреть в темноте сквозь редкий проблеск луны промеж досок. К знакомым звукам присоединяются новые, стоит подползти ближе к двери и сесть возле неё. Это шорохи, какие-то невнятные слова в них… Это ровная походка и скользящий шелест, казалось бы, могущий принадлежать лишь тому, кого бездыханного волочат по полу… Это скрип ржавого железа, едва приглушенный досками. И она боится представить, что же это на самом деле. Потому что помимо воображения её ведет чутье, почему-то, так и не ответившее, что стало с прошлой хозяйкой этого тела…
— Даже если так, то нет… Поплачусь… Не смогу… — отрывистые фразы какого-то грубого языка, которые Розэ может с трудом разобрать. Её разум просто автоматически переводит их — новая пометка, проверить, что же помнит тело после старой хозяйки…
Но этот голос… Смутно знакомый, гордый, твердый, но в то же время слабый. Хрип, его хрип почти предсмертен — такой либо убивает, либо принадлежит убиваемому.