— Я заполняю все необходимые документы и предоставляю отчеты, — сухо сказал Анна. — Что еще вам нужно?
— Сотрудничество.
Смолина сжала трубку. Ей хотелось разбить ее о голову владельца этого надменного голоса, который считал, что может измерить любовь сухой статистикой на бумаге.
— Решение по вашему делу принимал мой коллега, но после этого я внимательно изучил ваше досье, и обнаружил в нем белые пятна. Вы никак не коснулись своего детства.
— А зачем вам мое детство?
— Наше воспитание серьезно влияет на всю дальнейшую жизнь. Отношения с матерью, отцом… Вы не стояли на учете у психиатра или в нарколога, но я должен спросить: бывали ли у вас приступы агрессии по отношению к себе или окружающим?
Бывала ли у нее агрессия раньше или нет — было уже не важно. Потому что сейчас Анна явно хотела причинить боль человеку, которого она даже никогда не видела. Смолина взглянула на шрамы, прикрытые рукавом халата.
— Нет. Такого не бывало.
— Допустим. Насколько я знаю, вы больше не состоите в благотворительной организации «AnnaSearch»?
Смолина почувствовала, как мурашки забегали под махровым халатом. В комнате похолодало, словно кто-то открыл окно в прошлое и впустил в ее уютный мирок осеннюю стужу.
— Какое это имеет значение?
— Анна, поймите меня правильно. Вы же работаете. Если днем вы на работе, а вечером уезжаете на поиски людей — с кем будет оставаться Лена?
— Я ушла из поискового отряда три года назад, — холодно сказала Смолина. — Это было указано в моем деле.
— Да-да, я читал. Не смогли искать людей после того случая с мертвым младенцем… Ужасная история!
Голос в трубке продолжал говорить, но Смолина уже не слышала его. Глаза заволакивала пелена гнева, отчаяния, и, кажется, даже слез — если только это не были капли холодного осеннего ливня, неведомым образом вновь настигшего ее спустя долгих три года.
— Ало, Анна, вы меня слышите?
Она с трудом заставила себя выдохнуть:
— Да.
— Повторю вопрос: вы же не планируете вновь заняться поисками?
Небольшой сверток, заляпанный грязью и чем-то еще темным… чем-то…
— Нет. Не планирую.
— Хорошо. Значит, я могу на вас рассчитывать?
В трубке повисла тишина — там явно ждали какого-то ответа. Но что она могла сказать? Как доказать этому человеку, что она в порядке? Анна тихо выдохнула, постаравшись успокоиться.
— У Лены все хорошо.
— Рад это слышать. Потому что, если это не так — вы знаете правила. Нам придется ее забрать.
Смолина ничего не ответила. Она просто молча стояла, прижимая трубку к вспотевшему уху, и чувствовала, как в животе растет комок злости.
— Анна, надеюсь, мы поняли друг друга. Я позвоню через недельку. Хорошего дня! — и прежде, чем Анна успела что-то ответить, раздались гудки.
Он позвонит через неделю! В такие минуты ей хотелось забрать у Андрея свой старый Пинин, прыгнуть в него и через час оказаться в такой дремучей чаще леса, в которой не берет ни одна связь, а уж таких холеных выскочек нет и в помине. При мысли о лесе в голову снова полезли мрачные воспоминания, а перед глазами мелькнула сводящая с ума сцена — стена дождя, низкие, стелющиеся до черной земли лапы елей, словно скрывающие следы преступления, а под ними… под ними…
— Кто это был?
Голос вырвал Анну из тяжелых воспоминаний. В дверях стояла Лена.
Лена была щуплым, высоким подростком с только начавшей формироваться грудью и застывшим взглядом. Анна подозревала, что этот безэмоциональный взгляд не был показателем внутренней пустоты — это был защитный экран, проникнуть через который ей пока не удалось. В детстве девочка хапнула лиха, скитаясь по детским домам, пока Анна не забрала ее оттуда.
— Прости, что ты спросила?
— Кто звонил? — бесцветно повторила Лена, словно специально стараясь выглядеть незаинтересованной.
Почему она спрашивает? Ждет звонка? От кого?
— Никто. Просто никто, — ответила Анна.
— Ясно.
— Хочешь есть?
— Нет, спасибо.
— Ясно.
Воцарилось неловкое молчание. Надо было что-то еще спросить, и мысли Анны метались в черепной коробке, спешно ища решения. Хотя нет, спрашивать нельзя — психологи говорят, что дети могут воспринять это как попытку чрезмерного контроля. Тогда что? Что-то сказать? Но что именно? Да уж, Смолина, пока ты будешь думать — девочка уже вырастет!
— Анна, можно я посижу за компьютером? — опередила ее Лена.
«Анна». Собственное имя из уст ребёнка резануло, словно холодный нож по венам. Анна сглотнула ком, и посмотрела Лене в глаза.
— Ты можешь называть меня просто «мама».