- Не смей называть меня косым.
- Но ты же косой?!
- Прекратить! - лаконично приказал фельдшер. - Чтоб поубивать друг друга, силенок еще маловато. - Он очертил в воздухе дугу. - Вы и так меня работой завалили.
Лежащий на соседней койке юноша, забинтованный с ног до головы и весь утыканный резиновыми трубками, выходящими из всех отверстий его тела, внезапно дернулся и издал тонкий пронзительный вопль - так стонет под слишком высоким давлением предохранительный клапан парового котла.
- Да заткните ж вы глотку этой суке! - крикнул Розенкранц.
- Такеда, введи ему четверть грана морфина, - распорядился Хорикоси, и старый санитар, взяв гиподермический шприц, впрыснул его содержимое в одну из трубок. Запеленутый в бинты кокон почти мгновенно затих.
- Долго не протянет, - вполголоса сказал санитар.
- Вот и хорошо, - заржал Кеннет. - Одной макакой меньше.
Хорикоси выпрямился и взглянул на американца:
- Капитан, предупреждаю: не укоротите язык - я вам сделаю колостомию [операция по созданию искусственного наружного свища ободочной кишки] и отправлю обратно на гауптвахту. - Он кивнул в сторону вооруженного матроса-часового, стоявшего у единственной двери в палату, и только собирался еще что-то добавить, как послышались крики:
- Доктор! Доктор! ЧП! Авария на полетной палубе! Вас срочно требуют к кормовому подъемнику!
Хорикоси двинулся по проходу между койками, потом на минуту остановился:
- Не забудьте о том, что я сказал. Колостомия, - с угрозой бросил он через плечо, взял маленький черный саквояж и мимо часового вышел из палаты.
- Что это еще за кол... кост... костоломия такая? Кости, что ли, мне ломать будет? - осведомился Кеннет.
- Нет. Тебе ушьют задний проход, а прямую кишку выведут наружу, и какать будешь в мешочек, - усмехнувшись, объяснил Исикава.
- И этот старый пердун решится на такое? - голос Кеннета дрогнул.
- Будь уверен.
Розенкранц некоторое время смотрел на него сквозь полуопущенные веки.
- Слушай, - сказал он. - А ведь это с тобой мы третьего дня схлестнулись над Токио?
- Как ты узнал?
- Разговоров было много. Ты молодец.
- Какой же молодец, когда валяюсь здесь?! Хотелось бы еще полетать.
- Мне бы тоже хотелось - и побольше, чем тебе. Ты оставил меня с носом, но без пятидесяти штук.
- Ты что, только ради денег воюешь?
- Да как тебе сказать... Я, конечно, не люблю жидов и кое-что насчет этого наболтал адмиралу. Но в конечном счете все решают деньги. - Он задумался на мгновение. - А для тебя? Неужели есть что-нибудь важнее?
- Честь. Гордость. Император. Кодекс бусидо.
- Кодексом сыт не будешь. И пьян, кстати, тоже. И бабу не подцепишь.
- Ты, я вижу, альтруист и бессребреник, - с сарказмом сказал Таку. Высота твоих устремлений просто ошеломляет.
Кеннет побарабанил пальцами по тюфяку.
- А этот пижон... ну, с красным колпаком и зеленым обтекателем на машине - как его?..
- Подполковник Мацухара.
- Тоже летун - будь здоров. Мы с ним сцепились. Он сжег моего ведомого: отличный был пилот, хоть и поляк. Но и Мацухаре твоему от меня досталось. Я как врезал серию - крыло всмятку!
Таку окинул взглядом четкие очертания его тяжелого лица и вспомнил, как на совещании накинулся на Йоси, обвиняя того в трусости. От этого воспоминания на лбу выступила испарина, в горле застрял комок.
- Ты подбил Мацухару?
- Ну, я же говорю: крыло чуть не напрочь оттяпал.
- И он не мог продолжать бой?
- Какой там еще, к черту, бой?! Он лететь не мог! Спрыгнул, наверно, с парашютом?
- Нет, дотянул и сел на палубу.
- Ну ничего, следующий раз я его сделаю.
- Ты думаешь, у тебя будет "следующий раз"?
- Конечно! Иначе меня прикончили бы вместе с Харимой и Салимом.
- Мысль адмирала Фудзиты ходит никому не ведомыми тропами. Думаю, он припас для тебе что-то поинтереснее, чем просто смертная казнь.
Американец в явном волнении заерзал по кровати, не спуская глаз с лица Таку. Тот же взглянул Кеннету в глаза: это были глаза тигра, попавшегося в ловушку, сбитого влет ястреба, изготовившейся к броску кобры. Но страха в них не было - были смерть и ад. И низкий голос вдруг стал царапать, как наждак:
- Ты женат?
Таку насторожился было, но вопрос показался ему вполне невинным.
- Был женат. Жена умерла.
- Несчастные вы, в сущности, люди - японцы. Жалко мне вас.
- Это еще почему?
- Да потому, - через все его жестокое лицо поползла глумливая усмешка. - Что у вас за бабы? Это ж вообще не бабы - японки ваши! Титек нет, подержаться не за что... И еще, говорят, в этом месте у них - не вдоль, как у нормальных, а поперек и сикось-накось. Как вы их пилите - не представляю... - Он захохотал.
Исикава почувствовал, как всю кожу на нем вдруг туго стянули покалывающие мурашки. Внутри стало горячо, кровь забурлила. Исковерканное бешенством лицо, на котором резче и глубже проступили все морщины и складки, сделалось похожим на уродливую маску гнева. Рана давала себе знать, тело плохо слушалось его, но он встал, выдернув иглу капельницы из левой руки. Боли он не ощутил - только что-то теплое полилось от предплечья к ладони. Розенкранц тоже уже был на ногах и, продолжая посмеиваться, принял стойку.
Войдя в лазарет, Брент Росс услышал доносящийся из дальнего угла рев и мимо часового с "Оцу" в кобуре устремился туда. Мертвенно-бледный Таку Исикава и ухмыляющийся Кеннет Розенкранц стояли лицом к лицу. На обоих были только короткие больничные рубахи. Левая нога Таку была забинтована от лодыжки до бедра, из левой руки текла кровь. Он явно оберегал обожженную ногу и к тому же был еще слаб. Рубашка Кеннета была выпачкана сзади кровью и лимонно-желтыми подтеками гноя.
Закачались капельницы, зазвенев о штативы, - раненые повернулись к противникам. Брент, торопливо направляясь к ним, услышал за спиной шаги и голос Такеды.
- Прекратить! Дурачье! Сейчас же по койкам! - кричал он. За ним бухал тяжелыми ботинками по блестящему линолеуму часовой.
Но Исикава и Розенкранц уже ничего не слышали и ни на что не обращали внимания, готовясь к схватке.
- Розенкранц, не трогай его! - крикнул, переходя на бег, Брент.
Таку ударил первым, целясь американцу в горло. Если бы он сохранил свою прежнюю силу, удар мог быть сокрушительным, а то и смертельным. Но Рози успел закрыться, и ладонь японского летчика вместо того, чтобы разрубить гортань, ткнулась в бугор могучего плеча и уже на излете задела левое ухо. Американец не замедлил с ответом. От удара его огромного кулака, попавшего в ухо и щеку, Таку подкинуло вверх и отбросило спиной на металлическую прикроватную тумбочку. На пол со звоном и грохотом полетели лампа, графин с водой, стаканы, пузырьки с лекарствами. Отлетев к стене, Таку сполз вниз и присел на корточки, остекленевшими глазами следя за противником. Потом, ухватясь за спинку кровати, он сделал попытку подняться.