- Скорей-скорей, мистер Росс, - издевательски засюсюкал он. - Скорей беги к адмиралу, негодный шалунишка! Он тебя в угол поставит.
Брент медленно побрел к выходу, слыша за спиной его смех.
В каюте он глянул в зеркало и ужаснулся. Правый глаз был почти полностью скрыт под огромной радужной опухолью. Губы слева раздулись, как будто их накачали насосом, и покрылись трещинами. Болел сильно прикушенный кончик языка, болела и на глазах распухала правая рука, болели ссадины на скулах. Хорикоси промыл и перевязал стерильным бинтом укус на шее, сказав при этом: "Грязнее человеческого рта ничего нет". Старый доктор почему-то совсем не огорчился, увидев, во что превращены его владения, а наоборот, проводил довольным взглядом Розенкранца, которого почти волоком тащили на койку. "Кашку будет теперь до-о-олго есть и сидеть не сможет неделю", засмеялся Хорикоси, окончив перевязку.
- Если победитель в таком виде, то как же должен выглядеть побежденный? - вдруг спросил адмирал Аллен, сидевший на стуле в крошечной каюте Брента.
От потери крови Брент чувствовал странную лег кость и пустоту во всем теле. Он попытался улыбнуться, но челюсти болели.
- Теперь вы видите, что такое пиррова победа, - не разжимая зубов сказал он. - А насчет Розенкранца вы оказались правы: он настоящий негодяй.
- А ты должен был убедиться в этом на собственном опыте?
- Да нет... Ну, пойду докладывать Фудзите.
- Давай я тебе помогу переодеться, - Аллен поднялся и подошел к шкафу.
Брент не стал возражать.
Он был рад, что застал адмирала одного. Повинуясь безмолвному приказу, он сел напротив стола Фудзиты, который заговорил неторопливо и бесстрастно, словно ожившая статуя Будды.
- Говорят, вы разгромили мой госпиталь, лейтенант?
- Виноват, господин адмирал, - ответил Брент стараясь как можно меньше двигать челюстью. - Так уж получилось.
Узкие темные глаза внимательно изучали кровоподтеки на его лице.
- Я вижу, победа далась вам нелегко. На триумфатора вы не очень похожи.
Брент хотел улыбнуться, но эта попытка вызвала у него глухой, болезненный стон.
- Примерно то же самое сказал мне только что адмирал Аллен.
- Следует обуздывать свои порывы, лейтенант. Как сказал один русский поэт: "Учитесь властвовать собой".
- Меня спровоцировали, сэр.
- Знаю. Я получил рапорты начальника МСЧ Хорикоси, старшего санитара Такеды, матроса Юи и лейтенанта Исикавы. - Адмирал переплел пальцы. - Мне доложили, кроме того, что вы, приняв командование на себя, не дали Такеде выполнить его служебные обязанности и навести порядок.
- Это вздор. Розенкранц, потеряв всякий контроль над собой, уже напал на лейтенанта Исикаву.
Адмирал свел вместе кончики больших пальцев.
- Да. Это отмечено в рапорте лейтенанта Исикавы. Он заявляет, что вы вели себя очень отважно, но что лишь вмешательство дежурного по кораблю подполковника Окумы воспрепятствовало вам прикончить Розенкранца.
- Так точно.
- И что - вы убили бы его?
- Так точно.
- Характером вы, очевидно, в отца.
- Да, мне уже это говорили.
- Брент-сан, мне нужен этот пленный. Он располагает сведениями, от которых зависят сотни жизней и существование "Йонаги".
- Понимаю.
- А от покойника, согласитесь, сведения получить трудно.
- Он спровоцировал на столкновение лейтенанта Исикаву, который еще не оправился от своей раны. У меня были опасения, что он может убить его. Меня он ударил по лицу.
Адмирал откинулся на спинку стула, уронил руки на колени:
- Вы вели себя как подобает самураю, и не мне с вас за это взыскивать. Однако постарайтесь быть хладнокровней. В один прекрасный день ваша несдержанность будет стоить вам жизни.
- "Победа и поражение - преходящи, а избавление от позора найдешь в смерти".
Щелочки глаз раскрылись шире, адмирал подался вперед.
- Цитируете "Хага-куре"? - спросил он удивленно.
- Да, сэр, но я только начал изучать эту книгу.
Старик явно был доволен:
- Что ж, продолжайте, Брент-сан. Вы когда заступаете на дежурство?
- С двадцати четырех, сэр.
- А завтра у вас - увольнение на берег?
- Так точно, сэр.
- Очень хорошо. Вам нужно отдохнуть и развеяться. Надеюсь, вы найдете, с кем приятно провести время.
- Уже нашел, сэр...
7
Во второй половине дня Брент оказался в квартале Сибуя, в самом центре которого на пересечении Тамагава-Дори и Аояма-Дори высилась современная двенадцатиэтажная башня из стали и стекла. В качестве ориентира Маюми указала ему огромную статую собаки, бывшую как бы эмблемой квартала, и вскоре Брент, выпутавшись из уличной толчеи, уже стоял перед огромной бронзовой собакой непонятной породы и печального вида, с мраморного пьедестала охранявшей подъезд.
Часом раньше он позвонил Маюми, чтобы предупредить, что вчера "слегка повздорил кое с кем", и заранее принести извинения за свой вид. А вид все еще мог напугать кого угодно: хотя отек спал и нижняя губа обрела обычные размеры, но царапины, кровоподтеки, впечатляющий "фонарь" под глазом и забинтованная шея оставались при нем. Пожалуй, с такой физиономией не стоило являться на свидание, но Маюми чуть не заплакала, когда он по телефону намекнул на это. "Вы повздорили? И вас так заботит ваша внешность? Это единственная причина?" - огорченно спросила она.
- Да, Маюми, - ответил он. - Не хотелось бы показываться вам на глаза в таком невыигрышном виде.
- Ну, Брент, - засмеялась она. - Я думала, мужчины не так трепетно относятся к своей наружности, как мы.
Брент представил себе ее лицо и восхитительную фигуру и дрогнул.
- Но, к сожалению, мне придется рано уйти.
- Конечно, Брент.
Скоростной лифт, вознесший его на десятый этаж, напомнил Бренту последний полет на B5N - тот же вакуум в желудке. К тому же в кабине был еще десяток пассажиров, чьи узкие черные глаза с таким характерным для заинтересованных японцев вопросительным выражением всматривались в его разбитое лицо. Брент чувствовал себя беглым каторжником и с облегчением вздохнул, когда двери лифта открылись.
Маюми отворила ему дверь и оказалась еще красивей, чем он ее себе представлял. Европейского фасона брючный костюм из желтого атласа обнаруживал то, что скрывало кимоно, - плавные очертания ее великолепной фигуры. Рассыпавшиеся по плечам иссиня-черные волосы лучились тем же мягким блеском, что и глаза. Свежая, безупречно гладкая кожа и нежно рдеющие, чуть полуоткрытые губы не нуждались ни в каких косметических ухищрениях и говорили о превосходном здоровье и о том, какая молодая горячая кровь струится в ее жилах. Но глаза расширились в испуге и растерянное выражение проступило на этом прекрасном лице, когда Маюми получше разглядела Брента.