― Значит, его не могли проигнорировать, я имею в виду, если он член парламента.
― Ваша верхушка не могла игнорировать его вечно, но сначала они пытались. Он отправил три письма в Палату общин, прежде чем полиция официально ему ответила, и, когда они это сделали, то лишь для того, чтобы сказать ему, что не знали о существовании каких-либо записей показаний.
― Он в это поверил?
― Нет, он написал снова, в четвертый раз, говоря им, что старший следователь ранее утверждал, что во время допроса Уиклоу велась запись.
― Мне было бы интересно прочитать ответ.
― Вся корреспонденция в папках, включая копии писем, которые слала ему в ответ полиция. Они сказали ему, что, если записи и были, то, должно быть, оказались утеряны или уничтожены во время грандиозной реструктуризации штаба в конце 80-х, потому что сейчас их не могут найти. Они извинились за недосмотр.
Брэдшоу на мгновение задумался.
― Вещи теряются, ― предположил он.
― Теряются, но ответ был отправлен в течение двадцати четырех часов после приземления здесь письма депутата. Ты, действительно, хочешь мне сказать, что полиция направила достаточно ресурсов, чтобы просмотреть весь этот архив за такой короткий промежуток времени?
― Кажется маловероятным.
― И зачем хранить все остальное? Все улики и показания свидетелей, все возможные наблюдения Уиклоу или Сьюзан за прошедшие годы. Кажется, здесь есть любая бредовая, озвученная представителем общественности теория, но не заметки из чрезвычайно важного допроса в самом центре их расследования? Это не имеет смысла.
― Только если они не хотели, чтобы их было трудно найти? ― предположил Брэдшоу.
― Именно. Архив огромен. Зачем все это хранить, если только не хочешь что-то здесь спрятать?
― Ты думаешь, оно где-то здесь? ― спросил он. ― Не было бы проще уничтожить что-либо инкрементирующее, чем оставлять это здесь?
― Я об этом думала, ― сказала Хелен, ― и это могло быть противозаконно. Вы уничтожаете улики, создаете препятствие следствию, вероятно, искажаете ход правосудия. Таким образом, вы просто добавляете в папки горы и горы мусора и надеетесь, что никто не удосужится найти то доказательство, которое может указать в верном направлении.
― Кто подписал ответное письмо для депутата?
Она вытащила из кучи лист бумаги и передала его ему.
― Ты можешь расшифровать эту подпись?
Брэдшоу посмотрел на загогулины внизу письма.
― Никто не сможет.
― Именно: и там нет напечатанного имени или же названия должности. Единственный способ узнать является ли этот человек вообще полицейским ― из «шапки» сверху.
― Кто-то не хотел, чтобы его узнали, и, если это так, нужно было быть очень осторожным, ― сказал ей Брэдшоу.
― Я сомневаюсь, что меня убьют в полицейском участке.
― Мы все время так делаем, невозмутимо сказал он ей. ― Просто не говорим об этом общественности.
― Твоя тайна в надежных руках.
Брэдшоу снова посмотрел на кипы папок, которые она шерстила.
― На сегодня ты почти закончила?
― Подумываю остановиться.
― Хорошо, потому что у меня есть идея получше.
― Какая-нибудь зацепка?
― Нет, кальцоне. Я подумал, мы можем сходить в пиццерию. Думаю, должен тебе одну после такого дня.
***
Первой мыслью Тома было вслед за встречей с мистером Грином, постучаться в двери каждого из оставшихся в живых детей, но он передумал. Не без Хелен. Если он собирался поговорить с ними лицом к лицу, то хотел, чтобы она была с ним. Том доверял суждениям Хелен и ее инстинкту. Еще она была более сдержанной и менее импульсивной, чем он. Пока он не стал работать с Хелен, Том просто доверял своим собственным чувствам и действовал в соответствии с ними, но Хелен неизменно имела другое мнение и оказывалась права гораздо чаще, чем ошибалась. Он хотел, чтобы она прочитала лица всех, кто видел Сьюзан в тот день, когда та пропала.
Была еще одна причина. Вина. Хелен была поручена заведомо безрадостная работа по изучению материалов дела в штабе полиции, что имело смысл при ее уровне исследовательских навыков, но она была права, он не любил эту работу, как и Йен. Подсунуть это Хелен было тем, что сделал бы ее ленивый, старый редактор из «Вестника Дарема», а Том презирал Малколма.