Застольное веселье разворачивалось обычным порядком. Много пили, и пили обычную водку — очевидно, в этом заключался особый «шарм». Вика следил за моей рюмкой, я пропускала свою очередь как могла.
Остроумничали в меру способностей.
— Значит, так, — говорил Поль, со вкусом пришлепывая своими толстыми губами, — сидит в поликлинике, в очереди к гинекологу, мужчина...
И совсем неприличные анекдоты рассказала Катюшка — грубые, солдатско-старорежимные анекдоты, — чувство юмора у нее отсутствовало, над ее анекдотами никто не смеялся, даже не улыбались, просто выслушивали с любопытством, что еще она может отколоть.
— Бабка попу говорит...
Ума не приложу, где эта восемнадцати-девятнадцатилетняя девчонка могла набрать такой запас непристойностей.
Парочкой свежих анекдотов — на всякий пожарный случай — меня снабдил Максим; своих, подходящих к обстановке, у меня не было, студенческие позабылись. Максим, хотя не был особым ценителем фривольного жанра, но в своей журналистской среде слышал многое и для меня кое-что отобрал, — Петру Иванычу, однако, я бы не решилась их повторить.
Геночка пробовал было подражать Катюшке, но царица Тамара легонько шлепнула его по губам.
— Танцевать! — заявила Лариса.
Она включила магнитофон. Пока Вика выбирался из-за стола, меня шустро перехватил Геночка. В его танце было много занятной эквилибристики, но ритмом он владел, и это позволяло мне держаться возле него. Вадим танцевал с Ларисой, она с задором и настроением, он вяло и скучно, как отбывая повинность, но Лариса этого или не замечала, или просто не хотела замечать.
Потом Вика взял гитару и захрипел под Высоцкого, и все же слушать его было можно, на гитаре он играл неплохо.
А Поль все поглядывал в мою сторону, и я догадывалась, что он что-то готовил специально для меня — все же я была здесь новым человеком и меня можно чем-то удивить. Они переглянулись с Викой, тот согласно кивнул, взял на гитаре нескольких звучных аккордов «барыни».
Катюшка встрепенулась, как гусарская лошадь, услышавшая звук гвардейской трубы, и вышла из-за стола. Поль вытащил откуда-то бубен — настоящий бубен с погремушками, — вероятно, Вика отыскал его среди своего музыкального реквизита.
Катюшка подняла бубен над головой, прихлопнула:
Голос высокий и звонкий, даже приятный на слух, если не вдаваться в смысл того, что она поет, а я сразу вспомнила, откуда это ее начало: «Васса Железнова», еще с участием Жарова — эту пьесу я слышала по радио.
Она закончила озорно и нецензурно, а я вспомнила того же Горького, который говорил, что всякое великорусское сквернословие и пьяное непотребство — это еще не порок... И, глядя на Катюшку, согласилась с Горьким еще раз — Катюшку, на самом деле, нельзя было назвать порочной, на это у нее просто не хватало воображения.
Слегка притопывая и постукивая в бубен, она повернулась к Полю, и он, так же притопывая, начал расстегивать пуговицы на ее блузке, стянул один рукав, Катюшка перехватила бубен, Поль стянул с ее плеч блузку и повесил на спинку стула. Потом распустил застежку-молнию на боку юбки, Катюшка крутнула бедрами, и юбка скользнула по ногам, Поль положил и ее на стул. Наконец упала на пол и комбинация, чулок на Катюшке не было, возможно, она загодя приготовилась к «номеру». Она повернулась к Полю спиной, он расцепил застежку лифчика. На Катюшке остались коротенькие плавочки.
Вика был прав — фигура у Катюшки была куда как хороша.
Присутствующие отбивали такт ладонями, с веселым любопытством поглядывали на меня — для них это чем-то особенным уже не было. Как, впрочем, и для меня — я уже видела нечто похожее на вечере у Аллаховой, только в худшем исполнении. «Номер» был стар, как мир, некий дополнительный штрих в него добавил Поль, думаю, что ни он, ни Катюшка до этого не додумались, тему им мог подсказать тот же Вика.
Поль уже протянул руки к Катюшкиным плавочкам, но она что-то застеснялась — возможно меня, увернулась от его рук, бросила ему бубен, сделала неуклюжий реверанс, схватила свою одежду и побежала на кухню, сопровождаемая аплодисментами.
Поль стукнул в бубен и с поклоном протянул его мне.
Конечно, это был розыгрыш, не более того, все можно было перевести в шутку. Однако я не стала отказываться. У меня было в запасе лучшее продолжение. Я взяла бубен, поднялась со стула, и это озадачило присутствующих. Вика воззрился на меня с удивлением, даже Поль несколько оторопел, однако тут же нашелся: