— Ну, теперь вы уж тут сами.
Так они ежедневно на протяжении месяца вы, езжали на немецких автомашинах различных марок, и Таня
часто удивляла сержанта своим хладнокровием и умением мгновенно ориентироваться в самых трудных
дорожных условиях.
Кроме “прогулок”, Таня упорно работала с картами, изучала наставления и уставы немецкой армии.
Однажды вместе с сержантом пришел широкоплечий мужчина лет тридцати пяти. Его русые волосы
были зачесаны назад, высокий лоб прорезала складка между бровей. Темно-серые глаза выражали спокойствие
и уверенность. Кисть левой руки была обтянута черной перчаткой. Таня поняла, что это и есть тот самый
человек, о котором говорил ей полковник. Сержант тут же ушел, сказав на прощание свое обычное: “Ну, теперь
вы уж тут сами”.
3.
Сентябрьской ночью самолет оторвался от аэродрома, набрал высоту, сделал круг и повернул на запад. И
мгновенно его окутала черная мгла. На небе — ни звездочки, ни проблеска луны.
Таня не думала о том, что ее ждет впереди. Как и в первый раз, когда она летела в тыл к немцам, мысли
перескакивали с одного на другое, в памяти вставали воспоминания, как будто бы вовсе неподходящие в такой
обстановке.
Вспоминались то отцовские голуби, то школьные
подруги, то учебные полеты на планере в институтские годы;
вставали перед глазами подмосковные леса в солнечные ве-
сенние дни… Она знала, что работа ее очень опасна, но не
боялась умереть, ее лишь страшила смерть, как ненужная
жертва. “Как тяжело, должно быть, умирать, когда знаешь,
что жизнь твоя прошла без толку и смерть — только беспо-
лезная утрата жизни. В этой борьбе за будущность человече-
ства допустима лишь такая смерть, какой умер капитан Гас-
телло. Такая смерть не страшна…”
Тьму ночи рассекли сверкающие полосы трассирую-
щих пуль. Спереди и сзади самолета беспорядочно вспыхи-
вали разрывы снарядов. Десятки прожекторов взметнули
свои щупальца в темноту, скрещивались, шарили по небу.
Самолет шел над передовой, но немцы никак не могли нащу-
пать его и стреляли наугад. Опытный летчик-разведчик уве-
ренно вел машину.
За всю дорогу спутники обменялись только двумя
фразами.
— Как себя чувствуете, Танюша? — спросил Андрей.
— Хорошо.
Успокоенный ответом, Андрей задремал. Он не знал,
как сильно встревожилась девушка во время обстрела само-
лета — не за себя, а за то дело, которое ей поручили. Но Таня
промолчала о своих опасениях — стоит ли говорить об этом,
ведь и Андрей спросил так, между прочим. И сам он не без
тревоги всматривался в темноту, когда попали в зону огня. А
опасность миновала, и пришло успокоение.
Долго летели молча. Наконец послышалась команда летчика:
— Приготовиться!
Первой должна была прыгать Таня. Андрею предстояло спуститься в другом районе, а встретятся они
только в городе.
— Ну, желаю вам удачи. — Андрей пожал маленькую руку девушки.
— Я тоже желаю вам успеха. До скорой встречи, — ответила Таня, и ей показалось, что произнесла она
эти слова не столько голосом, сколько сердцем, всем существом своим.
Андрей открыл дверцу. Таня прыгнула в темноту и неизвестность. Через несколько секунд она дернула
кольцо, ощутила рывок, парашют раскрылся, и Таня стала плавно опускаться вниз. “Только бы не попасть на
село”, — мелькнула у нее мысль. Девушка напряженно всматривалась, но ничего не видела: темнота внизу как
будто еще больше сгущалась, становилась совсем черной. Это означало, что приближалась земля. Таня
полусогнула ноги и, коснувшись земли, почувствовала под собой пашню: “Ну, значит все хорошо”. Парашют,
мягко шелестя, опустился рядом.
Тишина. Только учащенно выстукивало сердце да издали доносился гул самолета; он становился все
глуше, глуше и, наконец, утонул в темноте.
Тишина.
Таня лежала не шевелясь: ни рук, ни ног, ни тела не чувствовала она в этот момент — лишь сердце да
слух напряженно жили в ней.
Тишина.
Где-то недалеко зашуршала трава. “Это ящерица”, — отметило сознание.
Шу-шу-шу-шу-шу… “Сова пролетела”. И снова тишина.
И эта тишина начинала нравиться девушке. Она приподнялась, стала осматриваться, заметила невдалеке
черный силуэт куста Осторожно освободившись от парашюта, сделала несколько шагов в сторону куста и
очутилась возле колючих веток шиповника. Куст был опахан, а вокруг него стояла высокая трава. Таня спрятала
здесь парашют и осторожно пошла по полю, все дальше и дальше от места приземления. Она проходила узкие
полоски гремящего сухими листьями неубранного подсолнуха, и его шляпки тыкались в ее грудь; шла через
высокую кукурузу, через залежь, заросшую бурьяном…
Спустя несколько минут после того, как Андрей пожелал Тане успеха, он прыгнул сам, попал в лес,
парашют зацепился за вершины деревьев. Упруго покачивались сучья, подпирая Андрея со всех сторон. Легкий
ветерок шумливо пробегал по верхушкам деревьев, лес приглушенно гудел. Андрей нащупал ногой толстый
сук, встал на него. Грузный вещевой мешок оттягивал ему плечи. Проще всего было обрезать стропы, оставить
парашют, но Андрей отказался от этой мысли и решил обязательно стянуть парашют с дерева и спрятать.
Правой рукой он начал дергать то за одну, то за другую стропу, но сучья пружинили, и стропы уходили обратно
вверх. Андрей вынул из кармана складной нож, обрезал одну стропу, поудобнее устроился на сучьях и снова
попытался снять парашют. Так безуспешно он возился минут десять Рука устала, онемела, ноги дрожали от на-
пряжения. Чтобы не терять напрасно времени, парашют пришлось оставить. Спустившись по сучьям вниз,
Андрей постоял, прислушался: лес затаенно гудел, где-то поскрипывало дерево. Андрей нагнулся, пощупал
почву под ногами — сырая трава и перегнившие листья толстым слоем, как одеялом, укрывали землю.
Выставив вперед полусогнутую руку, он ощупью пошел по лесу. Иногда ему начинало казаться, что сзади кто-то
крадется Тогда Андрей останавливался и вслушивался в ночные шорохи, ощупывал кору деревьев, определяя
направление, чтобы не кружить по одному месту.
Возле большого дуба он остановился отдохнуть: плечи ныли от тяжелого вещевого мешка, где были
уложены радиостанция и часовой инструмент; в голове гудело. Прислонившись к стволу дерева, Андрей закрыл
глаза и стоя задремал.
Ночь начала седеть. Приближался рассвет. Андрей, почувствовав свежую прохладу утра, очнулся и
пошел дальше.
Он был одет в потертый синий костюм, черную фетровую шляпу. Лямки вещевого мешка обтягивали его
широкие угловатые плечи.
Уже совсем рассвело, когда Андрей вышел на опушку леса. Перед ним открылась огромная лощина, на
середине которой разбросалось небольшое село, с посеревшими стенами и почерневшими соломенными
крышами хат. За селом, километрах в десяти, виднелся город. Летчик, как видно, хорошо ориентировался:
сбросил Андрея в тот самый квадрат, куда и следовало по плану. По первоначальному варианту Андрей должен
был переждать в лесу до вечера, а потом пробираться в город, так как во второй половине дня обычно на
дорогах и в населенных пунктах больше появляется народу — люди возвращаются с работы, из хуторов, куда
ходят за продуктами, с полей. Но сейчас он решил отступить от этого варианта и идти в город немедля. Он
думал об этом в самолете и пришел к выводу, что именно во второй половине дня, когда появляется больше
народу, немцы, вероятнее всего, усиливают патрульную