Погоди. Когда я уехал в Нью-Йорк на встречу с редактором? В районе Хэллоуина, ведь так? Меня не было в городе три дня. И в тот раз я сказал: Поехали со мной – почти как твоя фраза, которая теперь преследует меня, Эллисон, но ты была слишком занята на работе и не могла вырваться. Или ты так сказала.
Я поднялся в домашний офис и пролистал мой настольный календарь. Заметка моим каллиграфическим почерком: «Я был в Нью-Йорке с 28 по 30 октября». В те же дни ты была в месте под названием Честер, Северная Каролина, Эллисон. В те же ночи ты ночевала в мотеле «Валентайн».
Какого черта ты делала в мотеле в Северной Каролине, в то время как я был в Нью-Йорке?
4
Я позвонил Томми Уэйру, живущему по соседству, чтобы узнать, сможет ли он взломать пароль на твоем ноутбуке.
– Если не получится его открыть, то придется использовать его в качестве бирдекеля, – сказал я ему. Я решил не говорить, что пытаюсь кое-что выяснить. Просто сказал, что мне нужен доступ к твоему ноутбуку. Пока Томми возился с компьютером, я спустился вниз и выкурил сигарету на террасе. Потом достал пару бутылок пива из холодильника и вернулся в кабинет. Томми уже смог войти в твой ноутбук.
– Теперь можешь установить свой пароль, – сказал он.
Я напечатал что-то простое, что смог запомнить, потом мы спустились вниз и допили пиво на террасе. Томми был на твоих похоронах и уже выразил свои соболезнования; сейчас мы о тебе не говорили, Эллисон, и хоть мне не нравится это признавать, но это было приятно. Эти несколько минут, что я пил пиво с Томми Уэйром на террасе, я почувствовал себя почти человеком. Он даже рассказал какой-то анекдот, и я рассмеялся. По-настоящему рассмеялся.
После того как Томми ушел, я открыл твой ноутбук и обнаружил, что история поиска была удалена. Кроме того, на жестком диске не оказалось ни одного файла. Я позвонил Томми и спросил, не удалил ли он случайно все данные, когда взламывал пароль к компьютеру.
– Нет, чувак, это не я. Но я тоже это заметил, – ответил он. – Наверное, следовало сказать тебе. Похоже, Эллисон использовала специальную программу, чтобы очистить жесткий диск.
– Очистить, – повторил я. – То есть она все стерла.
– Да, все, что было в компьютере.
– Ясно. – Я замолчал.
– Аарон, ты в порядке?
– Да, – солгал я. – Спасибо, Томми.
– Дай знать, если тебе еще что-то понадобится.
– Обязательно, – ответил я и положил трубку.
5
Входя в здание редакции «Геральда» я чувствовал себя смертельно больным. Головы повернулись в моем направлении. Что это за зверь идет на задних лапах между офисными перегородками и притворяется, будто он человек? Все глаза устремлены на меня, но большинство не знает, кто я такой. Но кое-кто узнал меня. Некоторые твои бывшие коллеги приветствовали меня крепкими объятиями и сочувственными хлопками по спине. Я почувствовал себя вратарем-неудачником, пропустившим решающий гол. Одна женщина – я встречал ее раньше на барбекю, но не мог вспом-нить ее имени – начала плакать, прикрывшись своими пухлыми розовыми руками, наблюдая за мной из-за перегородки. Жалость ко мне в этом месте казалась почти осязаемой, и от этого мне стало не по себе. Несколько человек спросили меня, как я держусь. Чтобы ответить на этот вопрос, я на время призвал другого Аарона – надежный автомат, который выдал дежурные, социально приемлемые реплики.
Это сочувствие не было показным. Ты проработала в газете семь лет, и твои коллеги любили тебя. Им по умолчанию было меня жаль, и несколько человек последовали за мной по коридору к кабинету Билла Дювани. Я прошел мимо твоего стола, вычищенного до блеска, без единого предмета на нем. Кто-то положил заламинированную карточку с молитвой с твоей панихиды на твой офисный стул. При этом зрелище к моему горлу подступил комок.
Билл Дювани оторвал взгляд от экрана ноутбука, как только я появился в дверях его кабинета.
– Боже, Аарон, – сказал он, поднимая свое внушительное тело с кресла и направляясь ко мне.
Он крепко обнял меня, запах его одеколона забил мне ноздри, зажим галстука врезался в грудь.
– Какой сюрприз. Я рад, что ты здесь. Как ты держишься? – спросил он, когда наконец разжал объятия.
– Думаю, нормально. Не знаю.
– Такое несчастье, – он покачал головой.
Билл был на похоронах и наверняка говорил со мной в тот день – много людей выразили мне свои соболезнования, – но я этого совершенно не помнил. Ему было чуть больше пятидесяти. И без того удрученное выражение на его лице, похожем на мордочку ежа, сделалось еще жалостливей, когда он с сочувствием на меня посмотрел. На его переносице остался след от очков, которые теперь покоились на промокашке на столе. Газета досталась ему в наследство от семьи его жены, и я так и не смог понять, счастлив ли он выполнять обязанности главного редактора, или чувствует себя загнанным в ловушку обстоятельствами.