— Про Царевича про своего слыхала?
— Что, где?! — вскрикнула Василиса, схватившись за дверной косяк.
— По ящику. Ящик-то включаешь?
— Да у нас и нет его…
— Вот потому и дура стоеросовая, что Миткову не слушаешь. Чучню опять казали. Пропал твой Царевич смертию храбрых или как там еще, а как сказали об этом, Васька, так я сразу же его и зауважала… Э! Ты чего там! Господи, чего молчишь-то, мать пугаешь!
— Пропа-ал! — сползая на пол, выдохнула Василиса.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
в которой Василиса встречает Женщину в черном и совершает вооруженное ограбление
История исчезновения в Чечне военного журналиста капитана Царевича вкратце такова. Колонна федеральных войск, в составе которой Эдик возвращался в Ханкалу, попала в засаду под печально памятным селением Ерыш-Марды. В коротком бою погибло больше сотни наших солдат. Читатель, должно быть, хорошо помнит страшные телерепортажи с места сражения, обгоревшие трупы, разбитую технику, генеральское вранье, дебаты в Государственной Думе… По свидетельствам очевидцев, около тридцати федералов боевики полковника Борзоева увели в горы. Предполагалось, что в их числе оказался и капитан Царевич, специальный корреспондент окружной газеты «На страже Отечества».
Недели три подряд Василиса звонила в редакцию его газеты чуть ли не каждый день. Ее уже узнавали по голосу, с ней дважды беседовал главный редактор. Сведения были самые неутешительные. Точнее, в основном слухи, а не сведения. По одной версии, боевики сразу же расстреляли Царевича — военных журналистов они подозревали в сотрудничестве с федеральной разведывательной службой, а потому расстреливали на месте. Вскоре в какой-то из московских газет промелькнуло сообщение, что Эдика будто бы видели среди пленных на одной из баз полевого командира Беслана Борзоева. В начале августа он сам вышел на связь со штабом федеральных войск и предложил обменять двух находившихся у него офицеров — полковника и майора — на двух своих родственников — родного брата и племянника, отбывавших срок за попытку угона самолета.
Капитана Царевича, разумеется, искали. При газете «На страже Отечества» была создана спецгруппа, немедленно вылетевшая в Грозный. Выходили на Масхадова и Мовлади Удугова. О Царевиче писали, его портрет несколько раз показывали по телевидению.
Обнадеживало одно: среди неопознанных трупов, а таковых в Моздок было доставлено девять, капитана Царевича — с почти стопроцентной, как заверили в Министерстве обороны, степенью вероятности — не было.
Шло время. О пропавшем без вести журналисте пресса вспоминала все реже. В редакции, куда она звонила теперь раза два в месяц, ей со вздохом отвечали: «Ищем…»
Однажды, это было в конце сентября, в субботу, в Кирпичном — она в это время жила у матери — задребезжал телефон. Звонил только что вернувшийся из Чечни сослуживец Эдика, старший лейтенант Грунюшкин.
— Любовь Ивановна, — сказал он, — вы не смогли бы зайти к нам в редакцию, ну, скажем, в понедельник?
— Что, есть новости? — встрепенулась Василиса.
— Подходите часам к одиннадцати, я буду ждать вас, — ушел от ответа старший лейтенант.
Одному Богу ведомо, что передумала Василиса за эти полтора дня! Обе ночи она почти не спала. Ворочалась, вздыхала. Под утро в понедельник ей приснилась огромная чужая гора. На вершине ее, задрав седую морду в звездное небо, сидел серый матерый волчара. Он не выл, а пел на луну, и песня была тоскливая, берущая за душу, только не наша, не русская. «Это он о своей волчице тоскует, Василисушка», — прошептал совсем близкий, волосы от его дыхания шевелились, Царевич. «Куда же она запропала, Иванушка?» — спросила Василиса, хватаясь за грудь. «Убили ее, радость моя. Солдатик из баловства выстрелил да прямо в сердце и попал. Только недолго он радовался, солдатик этот…» — «И его убили?» — ахнула Василиса. «Хуже! — ответил Царевич. — Расчеловечился он. Маленький-маленький стал, серенький. Упал вдруг на четвереньки и побежал быстро-быстро, только трава зашуршала…»
Сон был какой-то странный, вроде бы и не очень страшный, но нехороший.
— Раз за спиной стоит и личности не кажет, — пояснила Капитолина, — значится, и нету его на эфтом свете. Точно тебе говорю.
Грунюшкин оказался совсем еще молодым человеком в джинсах, свитерочке и адидасовских кроссовках.
— Никаких у меня особых новостей для вас нет, Любовь Ивановна, — покраснев почему-то, сказал старший лейтенант. — Вот, в Ханкалу чеченцы привезли…