— Как твоя мама? — подставляя палец букашке, спросила Василиса.
— На пенсии… А твоя?
— А моя вот еще одну козу купила… Любишь козье молоко?
Божья коровка неторопливо переползла с травинки на ее покрытый облупленным лаком ноготь, потом по большому пальцу — на запястье.
Царевич осторожно тронул синеватый рубец у нее на локте:
— Бандитская пуля?
— Как же, дала бы я этому гаду выстрелить!.. У меня ведь, Иванушка, аж четвертый дан по контактному каратэ… Ю андестенд?.. А это я с мотоцикла кувыркнулась. Хороший был мотоцикл, японский… Помнишь, как за нами Повитухин бежал?
Да как же он мог забыть от изумления выронившего пакет с макаронами, невредного долговязого ментяру, его дикий, с подвывом, вопль: «Эй!.. Эй, ты чего, сбрендил, что ли! А ну стой, стой, такой-сякой!..» Разбрасывая в стороны несусветно длинные ноги, Повитухин понесся по Советской, само собой главной в поселке, улице, и Царевич, ровно минуту назад вдруг заявивший тусовавшейся у магазина честной компании: «Слабо газануть на милицейском драндулете? Добровольцы есть?..» — этот вот лихо вскочивший в седло тихоня, шало тараща глаза, закричал полгода уже не разговаривавшей с ним Василисе: «У него сейчас тапочки с ног послетают!..» — «А у нас с тобой головы, дурачок! — захохотала в ответ бледная, прильнувшая к его спине подельница. — А ну, подбавь газу!» — «Маньячка!» — «Ты сам маньяк!..»
Каким-то чудом сошло с рук и на этот раз. Отец, правда, слег вскоре после этого случая, слег и больше уже не вставал…
— Слушай, а ведь ты меня тогда удивил, ой как удивил! — покачала головой Василиса. — Ну ладно бы Чмуня или Припадочный, с них станется, но чтобы ты!.. Иванушка, скажи честно, зачем ты этот чертов мотоцикл угнал?
— А ты и не догадалась?.. Сказать тебе кое-что хотел…
— Что ж не сказал-то?
— Не смог… Тогда не смог.
— А сейчас?
— Н-не знаю, не думаю…
— И молодец, и умница, — засмеялась Василиса. — Сейчас это знаешь как в духе времени: ни об чем не думать, ничего не знать?.. А то как задумаешься, как узнаешь!..
— Наоборот.
— Что наоборот?
— Сначала узнаешь, а потом и призадумаешься.
— Тебе видней, сокол ясный. И про меня, поди, тоже информирован? Колечко-то у меня действительно обручальное. Я ведь, стерва, уже дважды замужем побывать успела…
— Слышал, — вздохнул Царевич.
— Капитолина доложила?
— Какая разница?
— Ох, а и впрямь какая, ушастенький ты мой!.. — Василиса легонько дунула на божью коровку. — А чего на наше место пришел?
— Да вроде как попрощаться. Улетаю я в пятницу, Вася…
— Улетаешь… в пятницу… — задумчиво повторила женщина с коротко остриженными темно-бронзовыми волосами. — Куда, если не секрет?
Военный журналист Царевич невесело усмехнулся:
— А если действительно секрет?
— Значит, в Карабах, — тихо сказала Василиса.
Красная, с опознавательными точечками на спине, букашка взобралась наконец на поднятый Василисин палец.
— Ну а вдруг убьют тебя, Иванушка? Так и умрешь, не решившись?
— Ты о чем? — вздрогнул Царевич, еще ниже опуская голову. — Чего не решившись?
— Ну, хотя бы на прощанье поцеловать меня…
Божья коровка нерешительно выпростала крылышки из-под хитиновых футлярчиков.
— Ну же, ну!.. — прошептала Василиса, на чуть, побледневшем лице которой проступили вдруг веснушки.
Ах, ну разве же можно быть такой… соблазнительной?!
…Изумленно-зеленые глазищи Василисы сияли.
— Ай да Царевич! — хрипло, задышанно шептала она. — Вот уж… вот уж не думала, не гадала! Ты что же это со мной сделал, конь вороной?!
Вконец обессиленные, потные, они лежали у самой воды в сдуревшей от запаха таволге. Песчаный склон до самого верха был изрыт ногами, а кукушка, та самая из березовой рощицы кукушка, по чьей милости и случилось это безобразие, все куковала и куковала, заполошенно выскакивая из сломанных ходиков в избушке Бабы Яги.
— Что будем делать, чудище ты ненасытное?
— Не знаю, не знаю…
— Смотри, как губу мне прокусил!
— Прости.
— Нет тебе, извергу, прощения!.. Что дальше-то делать будем? Ко мне нельзя.
— И ко мне… Слушай, времяночка тут одна есть.
— Далеко?
— Дотемна успеем. Пошли?
— Тогда уж поехали. Машина у меня тут неподалеку, в кустиках.
— Ух ты, «мерседес» небось?
— Обижа-аешь!.. Ой, там не надо, щекотно!.. О-о, Боже мой!.. Да кто же это тебя научил такому?