Марха плакала неспроста. Среди убитых оказались три ее родных брата: Хожахмед, Ваха и Сослан Борзоевы. Был тяжело ранен и единственный сын полковника Борзоева — Амир.
В предутренней темноте взмигивали фонарики, толпились тени, бренчал бубенчиками скот.
За горами, на севере, полыхало зарево. Стрекотали автоматы. Гулко и методично хлопали мины.
Воздух был зябкий, мозглый от недавнего дождя.
— Бр-р! — поежилась шедшая рядом с носилками Василиса. — А ну как поточнее прицелятся да прямо в нас попадут?..
— Не попадут, Любовь Ивановна, быть такого не может! — уверенно возразил Веня.
— Это почему же?
— Бессмертный я потому что! — Он рассмеялся. — Нет, честное слово! Вот товарищ майор соврать не даст. Фамилия у меня такая заколдованная — Бессмертный…
Василиса даже споткнулась от неожиданности.
— Постой-ка!.. А тебя не Авениром ли зовут?
— Ну да! Веня — это по жизни, а вот Авенир — по паспорту.
— Константинович?! Ну чудеса!
И там, на узенькой, ведущей в облака горной тропе вспомнились вдруг Василисе слова Марии Якимовны, той пахнувшей ландышами женщины с большими и печальными, как у Богородицы, глазами, которую подвезла она на своей «копейке» в аэропорт. «Ничего случайного в этой жизни, Любовь, не бывает, — сказала Мария Якимовна на прощанье. — Вот и мы с тобой встретились совсем-совсем не случайно. И рано или поздно ты обязательно убедишься в этом».
И еще, еще говорила она тогда в машине: «За все, Люба, и всем воздается по заслугам. И вовсе не там, на небесах, как ошибочно полагают многие. Возмездие за содеянное зло настигает человека еще здесь, на Земле. Только не каждый и не сразу осознает эту истину…»
Шагая по темной тропе, Василиса неожиданно вспомнила и эти слова своей, казалось бы, случайной попутчицы и, в очередной раз запнувшись за камень, растерянно спросила себя: «А это к чему?.. То есть в какой связи и в каком смысле?..»
Несколько дней их держали в старой овечьей кошаре. Таких ярких, почти немигающих звезд Василиса не видела никогда в жизни. Однажды она проснулась и вскрикнула: звезды беспорядочно метались над ее головой, и, лишь когда одна из них села спящему Царевичу на лоб, Василиса радостно догадалась: да ведь это же светлячки! С бьющимся сердцем она принялась припоминать Капитолинины приметы: чешутся уши — к вестям, кончик носа зудит — к выпивке, чих в понедельник — беспременно к подарку, во вторник — к приезжим, в среду — к вестям… Господи, а какое сегодня-то число, какой день недели? — вдруг спохватилась без вести пропавшая подопечная майора Вячикова.
— Ну так ведь суббота же, тринадцатое июля! — просиял Авенир, сидевший у костерка с книгой. — А вот к чему светлячок на лбу — ей-Богу, понятия не имею!..
— Будем изо всех сил надеяться, что к хорошему… А ты опять свою Библию читаешь?
— Читаю, — мягко улыбнулся белобрысенький солдатик.
— Вот и меня, дуру, Эдуард Николаевич заставлял… Господи, всю морду об стол оббила, пока там один другого рожал. А вот про камни и про время мне понравилось…
— Это Екклесиаст!
Авенир торопливо зашуршал страницами.
— Вот, слушайте: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное. Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру…»
— Вот-вот! — прошептала Любовь Ивановна, смотревшая на огонь широко раскрытыми влажными глазами. — Время обнимать и время плакать, время умирать и время рождаться заново…
Утром у Царевича подскочила температура. Лоб, на котором ночью сидел такой с виду симпатичный светлячок, пылал, синюшные губы обметала простуда.
— Господи, только воспаления легких и не хватало! — испугалась менявшая компресс Василиса. — Слышите, доктор, он опять не по-русски бредит!..
— У него, Любовь Ивановна, ретроградная амнезия. Проще говоря, потеря памяти, — вполголоса объяснил озабоченный майор Костромин. — Это штука хитрая, совершенно непредсказуемая. Я тут, признаться, не специалист. А вот хрипы в бронхах, вот они мне категорически не нравятся… В общем, антибиотики нужны. И срочно…