«Завтрак готов».
«Спасибо. Не хочу», – спустя пару минут раздумий ответил Гоша.
«Тогда и я не хочу».
«Вась, забудь о том, что я есть».
«Не могу».
Устало вздохнув, Гоша поднялся на ноги, отряхнул джинсы и направился в дом. Сейчас он мечтал уехать, куда глаза глядят. Пусть в душе огромная дыра и свищет ветер, но всё же не так ломает, как голос, взгляд, молчание. Васька ждала его на кухне, сидя за столом, опустив взгляд в бокал с кофе. Гоша постоял в молчании, а потом сел на свой привычный стул, выпил остывший напиток и отставил чашку в сторону.
– До фестиваля остаюсь, но переезжаю в гараж, – сказал он.
– Зачем? – с привычной прямотой поинтересовалась Васька и хмуро посмотрела на Гошу.
– Так будет лучше.
– Кому?
– Тебе, Вась, – вздохнул Гоша и встретился с ней взглядом. Утреннее досадное приключение готовилось повториться. Васька стала близка настолько, что он чувствовал её дыхание, настроение, боль и отчаяние. – После фестиваля я сразу уеду.
– Понимаю, – кивнула она, а сама едва удерживалась, чтобы не заплакать. Два дня, две ночи и тишина. – Вернёшься домой?
– Пока не знаю. Вась, не смотри так, – не выдержал он и опустил голову, уткнувшись в подставленные ладони.
– Как?
– Никак не смотри, – попросил Гоша.
– Не могу. Ты – единственный, кто понимает меня, – шепнула Васька. – Не бросай меня, пожалуйста. После фестиваля я тебя отпущу. Попробую.
– Ты сама-то веришь в то, что говоришь?
– Нет. Я не хочу тебя отпускать. Это как перестать дышать. Я знаю тебя сотни лет. Наверное, мы были рядом в других жизнях, потому что никак не могу объяснить, почему ты мне близок. А может, кто-то послал тебя ко мне именно сейчас, чтобы я не сошла с ума, – она бессильно уронила руки на стол и задела чашку. Недопитый кофе вылился и растёкся по столу, закапал ей на джинсы. Васька не реагировала. Смотрела, как расплывается пятно на ткани, и не двигалась, снова погружаясь в привычную тьму.
Потом всё же встала, как зомби, и пошла в свою комнату переодеваться. Гоша смотрел на неё и видел себя, раздавленного, потерянного, такого, каким он был, сбегая из прошлого. В памяти всплыла первая встреча в магазине, теперь уже не случайная. Они должны были встретиться, машина сломаться, душа выбраться из скорлупы.
«Расклеился, сопляк? Пожалел себя? Засунь теперь все свои хотелки подальше. Ты нужен ей, – истерически верещала Джорджия в голове, старательно давя на больное место. То ли уже шизофрения подкралась, то ли и впрямь в сознании поселилась совесть с дивным именем, но не отпускала, пинала. – Застегни штаны покрепче и живи дальше».
Гоша подошёл к двери, за которой скрылась хозяйка, и постучал.
– Вась, я зайду?
– Как хочешь…
Он толкнул дверь и застыл. Васька сидела на полу в грязных джинсах, перебирая фотографии в большой коробке из-под обуви. Обычно она проводила так всё время после похорон отца, иногда даже засыпала в обнимку с фотографиями. Гоша неуверенно сделал несколько шагов и опустился рядом.
– Он не вернётся, – шепнула она. – Никогда. Мы были счастливы.
– Ты ещё будешь счастливой, но по-другому. Иди ко мне, малыш. Хватит плакать. Он хотел, чтобы ты радовалась жизни, которую папа тебе подарил. Это сложно пока представить, но у тебя всё будет хорошо. Поверь мне, – шептал он, притянув к себе за плечи.
Постепенно Васька перестала вздрагивать и начала рассказывать, где и когда были сделаны фотографии. С каждой минутой голос становился спокойнее, улыбка мягче, мысли тише. Спустя час Гоша знал о ней всё от рождения до момента знакомства. Между ними снова наступило перемирие, а накануне фестиваля приехал Мизинчик, но в дом не вошёл, а попросил Ваську спуститься вниз. Гоша смотрел из окна, как она села к дяде Гене в машину и подозревал, что речь зашла о нём. Как в воду глядел.
– Привет, крёстный! Что за тайны? – обеспокоенная Васька спряталась в полумраке огромного внедорожника.
– Знаешь, кто он? – спросил Мизинчик, будто раздумывая открывать тайну или нет.
– Журналист.
– Это правда. Он журналист и весьма известный. Гоша Аристархов по прозвищу Аллигатор. Я не поверил, но это правда. Он работал в престижной газете «MacroNews», руководил отделом новостей. Все самые острые материалы, интервью, очерки последних лет принадлежат его перу. Из хорошего – это всё, увы, – вздохнул мужчина, едва сдерживаясь, чтобы не материться при Ваське. – Его выгнали взашей.