– Сэм… – позвал Гоша, поднимаясь на ноги и шатаясь во все стороны. Левый бок быстро пропитывался тёплой кровью, которая мгновенно остывала на рубашке под дуновением ветерка. В глазах рябило от огней и людей. Раздвигая заслон из спин, он ввалился в центр и упал рядом с братом, который сидел на асфальте и держал трясущуюся от страха и боли Тоню. – Нет же…
В этот момент захлопали двери реанимобиля и полицейского джипа. Медики ринулись к раненым, полицейские к гнусу, которого продолжали удерживать два крепких парня. Пистолет лежал поблизости под ногами у людей. Горе-фотографа заковали в наручники. Он уже не сопротивлялся, но продолжать орать про всевидящее око и высшую справедливость. Свидетелей было столько, что ничем, кроме сумасшествия, он не мог себя защитить. Гошу и Тоню загрузили в одну машину, Сэм залез без спроса. Он не мог выйти из шокового состояния, хватал ртом воздух и держался сразу за две руки: брата и змейки. Его пытались оторвать от них. Бесполезно. Потребовалось два укола, чтобы Сэм обмяк. Гоша полулежал на сиденье и смотрел на Тоню, которую уложили на носилки. Пуля прошла сквозь грудь размера D и затерялась между рёбер. Девушка быстро бледнела и впадала в бессознательное состояние. В больнице их двоих развезли по разным операционным блокам. Сэм остался ждать в пустынном коридоре в полном одиночестве. После беседы с полицейскими, он ничего не соображал.
– Возьмите телефоны, ключи, документы, – прозвучал тихий голос молоденькой медсестры, больше похожей на практикантку. – Ответьте.
– Стойте. Как они? – вскочил с места Сэм. После уколов реакция была заторможенной. Телефоны из рук полетели на пол.
– Не могу сказать. Я не знаю. Подождите ещё, – вывернулась она и убежала.
Сэм снова сел на стул и подобрал рассыпавшиеся вещи. Ожидание убивало. Телефон Гоши разразился громкой музыкой. Палец машинально скользнул по экрану.
– Да. Нет. Сэм. Не знаю. Отстаньте от меня. Ничего я не знаю, – заорал он.
На его крик прибежали сразу две медсестры, попытались сдвинуть его с места и увести, но он врос в стул и отключил телефон брата. Ему было плевать, кто и зачем звонил. Сразу два человека, значившие для него так много, что он не представлял своего существования без них, лежали под скальпелем хирурга, а он ничего не мог сделать.
– Не кричите, пожалуйста, – попросили его. – Иначе нам придётся вызвать охрану.
– Молчу.
Прошёл ещё час. В голове мутилось и сильно тошнило. По лицу то текли слёзы, то наплывала апатия. Когда появился хирург, Сэм плохо соображал.
– Вы родственник Аристархова и Анакондовой? – спросил холодный голос.
– Да. Гоша – мой брат, Тоня – невеста, – промямлил Сэм.
– Эй, не падаем, – врач подхватил заваливающегося мужчину. – Все живы. Обе операции прошли успешно. Увы, невесте повезло чуть меньше, а с другой стороны ей просто фантастически повезло. Пуля разорвала имплант, который, по сути, спас ей жизнь. Пришлось удалить. Кстати, она попросила и второй вынуть. Это единственное, о чём она говорила. Состояние пока средней тяжести у обоих. Сейчас они в реанимации. Сможете посетить их не раньше, чем завтра утром. Идите домой.
– Нет, я тут посижу.
– Послушайте. Незачем сидеть. Поезжайте домой, а завтра утром привезите им одежду и тапки. Это лучшее, что вы можете сделать в данной ситуации. Учитесь доверять. Если я говорю, что до завтра, значит, до завтра, – спокойно сказал доктор.
Сэм послушался и уехал сначала на квартиру к брату за вещами, потом домой к Тоне, где застрял и не смог двинуться с места от накатывающего страха. В этот момент зазвонил его телефон и снова зловещий голос Мизинчика требовал ответа.
– В больнице он, – тихо произнёс Сэм. Эмоции куда-то пропали. – И Тоня в больнице. Он стрелял, а я не понял. Тоня меня оттолкнула. Не понимаю, ничего не понимаю. Я ничего не понимаю.
Он расплакался, вздрагивая своими мощными плечами, и уже не слышал о том, что вещал Мизинчик. Это был худший день в жизни. Сэм не стал звонить матери ночью, да и не вспомнил о ней. Голова забилась братом и Тоней. Только они и никто другой значили для него сейчас всё на свете. Его жизнь сконцентрировалась в них. Сколько ни старался, Сэм не мог вспомнить досконально, что произошло. Какие-то рваные обрывки всплывали в памяти, путая и пугая. Всю ночь он смотрел на часы, чтобы вызвать такси и умчаться в больницу.
Тем временем Мизинчик спешно собирался в дорогу, молясь только о том, чтобы Васька раньше времени ни о чём не узнала. С её чутьём – это вообще не проблема. Он разбудил Федьку и велел не спускать с неё глаз, а сам рванул обратно в столицу, проклиная всё на свете, особенно своих друзей из девяностых годов. Они потеряли хватку, везде и всюду опаздывали, свалили работу на молодняк, а разве сопливые детки могут хоть что-то без дополнительного пинка? Как можно было прозевать гнуса?