– Если я выживу, то всех прибью, – пообещал Мизинчик по громкой связи. Машина неслась с космической скоростью.
– Так получилось, – послышался виноватый голос старого друга.
– Как именно получилось, что эта тварь разгуливала по городу с оружием? – неистовствовал бывший криминальный авторитет, а теперь бизнесмен и добропорядочный гражданин.
– Не спрашивай, Ген. Мои ребята были возле бара. Я вообще удивлён, как твой пострел увидел эту мразь в толпе. Ген, он попёр на него с голыми руками. Ребята чухнули, когда уже первый выстрел прозвучал. Прости. Я звонил в больницу. Все живы. Жизненно важные органы не задеты, если не считать потерю силикона у девушки. Купим ей новый, если захочет. У парня задеты мягкие ткани и потеря крови. Внутренности практически целы. Ген, мы из худших дыр вылезали. Он сильный. Это же Гоша Аристархов. Он огонь и воду прошёл, нам и не снилось то, где ему довелось побывать. Не гони. Поезжай спокойно. Я уже в больнице. За всё заплатил, все вопросы решил.
– Ты не расплатишься, если что-то пойдёт не так. Мне нужна его жизнь, а не смерть, – рычал, но уже чуть тише Мизинчик. – Там брат где-то его должен быть.
– Его отправили домой за вещами. Приедет утром и его сразу проводят туда, куда он скажет. Успокойся, Ген. Возвращайся домой…
– Вот это ты зря сейчас сказал. Приеду, разберёмся.
Мизинчик жалел, что не имеет вертолёта. Путь до Москвы занимал сутки при хорошей скорости. За это время последние волосы поседеют, а самое страшное, что Васька чувствовала Гошу на расстоянии, а значит, уже не находила себе места. С утра она и так была в депрессии. На кладбище долго стояла у могилы отца, всё о чём-то ему говорила, просила прощения. Дома не захотела общаться с крёстным, тупо смотрела в окно и думала о своём. Мизинчик ушёл от неё вечером, когда раздался звонок с шокирующей новостью. Поняла ли Васька, в чём дело, или нет, уже было неважно.
– Старый я. Хватку потерял…
Он не заметил, как рассвело. Тяжёлые мысли давили на сознание, убивали своей несправедливостью. Сэм думал то же самое, поднимаясь по ступенькам в хирургическое отделение. Слишком высокую цену заплатили два человека за одну ошибку. Его проводили сначала к брату. Гоша окончательно отошёл от наркоза и порывался сбежать. Заклеенный бок мешал, но не настолько, чтобы отказаться от затеи. Он ненавидел больницы. К тому же полицейские уже навестили, мило поговорили, пообещали разобраться. Когда в палату зашёл Сэм, Аллигатор пытался спустить ноги с кровати.
– Тебя сам Бог послал, – вяло, но злобно произнёс Гоша.
– Как ты? – спросил он, передавая телефон, ключи, документы и вещи в пакете.
– Лучше всех. Отвези меня домой.
– Давай не сегодня. Пожалуйста, – Сэм умоляюще взглянул на брата.
– Ладно. Говорят, Тоня лишилась своего размера D.
– Она мечтала лишиться его, но боялась, что грудь обвиснет. Глупая какая. Мне плевать, какая у неё грудь. Хоть нулевая.
– Ты прав, – сказал Гоша, укладываясь обратно. Ему казалось, что в бок вставлен раскалённый лом. – Скажи ей об этом.
Сэм кивнул и вышел из палаты. Аллигатор устало посмотрел в потолок. Последний раз он лежал в больнице, когда ему было десять лет. Ему вырезали аппендикс. Воспоминания оставили неизгладимый след, воспитав ненависть к медучреждениям. Гоша включил телефон, который сразу же ожил на все лады: заверещал о сообщениях и обновлениях. До полного счастья не хватало звонка, и он прозвучал.
– Доброе утро. Всё нормально. Все живы. У меня всё хорошо. Как дела у Васьки? Сорок дней. Тяжело ей. Да, конечно, – ответил Гоша, прекрасно понимая Мизинчика, который разрывался между чувством долга и любовью к крестнице. Наверняка она опять впадала в своё мрачное состояния, когда ей никто не нужен.
«Васька, потерпи. Через неделю встречусь с Джорджем, закончу все свои дела здесь и приеду к тебе, потому что больше не могу вдали. Хочу обнять тебя, забрать себе все твои слезинки, всю твою боль. Потерпи. Никогда не верил, что смогу полюбить. А теперь не понимаю, как же я жил не любя. Проклятый сучонок. Из-за него время теряю», – метался в разных направлениях Гоша. Он проверил почту и увидел два письма от Джорджа.
«Джорджия, ты – счастливый человек, потому что любишь. Это самое лучшее чувство. Однажды я расскажу тебе о своей любви. Она изменила меня. Я стал сильнее, но иногда не могу избавиться от отчаяния. Джордж».